По приеме крепостей Корфиотских найдено в них великое множество военных снарядов, а именно: медных мортир 92, чугунных 9, пудовых каменострельных 13, гаубиц медных разных калибров 323, чугунных 187, ружей, годных к употреблению, 5 495, бомб чиненых разного калибра 545, нечиненых 36 849, гранат чиненых 2116, нечиненых 209, древгалов 1 482, ядер чугунных разных калибров 137 тысяч, книпелей 12 708, пуль свинцовых ружейных 132 000, пороху 3 060 пудов, немолоченой пшеницы 2 500 четвертей; морских и сухопутных съестных припасов по количеству французского гарнизона месяца на полтора, также и в прочих магазейнах по разным статьям припасов и материалов оказалось немалое количество.
Всех судов, доставшихся в плен при завладении Корфу, было более двадцати, как то: корабль «Леандр», обшитый медью о 54 пушках; фрегат «La Brune» о 32 пушках; полака «Экспедицион» о 8 пушках, бомбардирное судно 1, галер 2, полугалер годных 4, негодных 3, бригантин негодных 4 и купеческих судов 3.
Комиссия, назначенная к описи и приему оных судов, обязана была разобрать, кому три упомянутые суда следуют, казне или хозяевам оных. Также найден был один 66-пушечный корабль и два фрегата, затопшие. По распоряжениям, сделанным между начальниками, корабль «Леандр»[93]
достался нашей, а фрегат «La Brune» турецкой эскадре, он был от ядер наших судов несколько поврежден при атаке острова Видо, а потому и отведен в порт Гувино, где тотчас принялись за починку его, как надлежало.Отправив обратно в Петербург фельдъегеря Македонского с донесениями и обстоятельной реляцией о взятии всех крепостей Корфу и с другими важными бумагами, адмирал обратил все свое внимание на водворение во всех частях управления благоустройства и тишины, на починку повреждений на эскадре, на снабжение морских и сухопутных служителей всем нужным для их продовольствия и успокоения, и наконец на приведение в наилучшее устройство госпиталей. Порт Гувино, получив множество припасов, материалов и лесов, приступил к исправлению кораблей, фрегатов и прочих судов, от последних приступов пострадавших; те, которые были исправлены, тотчас отправлялись малыми отрядами в Венецианский залив и к Триесту для крейсерства и для обеспечения торговли от французских корсаров, выходивших по временам из Анконы.
Личное внимание адмирала обращено было особенно на госпитали: больные и раненые, до того находившиеся в порту Гувино, были все немедленно переведены в главный госпиталь в Корфу; дежурство учреждено из капитанов по старшинству, и порядок заведен строгий. Постели содержимы были с крайней чистотой, и больные, при необыкновенном присмотре, снабжены были как нужными лекарствами, так и лучшей пищей. Адмирал, прилагая об этом особенное попечение, препоручил главный надзор над госпиталями цефалонскому дворянину доктору Чулаки, назначив ему большое жалованье и дав ему в помощники двух искусных корфиотских врачей. Адмирал почти ежедневно посещал госпитали, входил во все подробности продовольствия и пользования и, расспрашивая больных о нуждах их, часто с чувством нежного отца говорил раненым: «Вы сделали, ребята, свое дело, теперь я исполню долг свой; кто служит отечеству верой и правдой, того Государь наш никогда не оставляет».
Уважение неприятелей к адмиралу было столь же нелицемерно, сколь любовь к нему русских. <Февраля> 24-го числа французские генералы Шабо, Дюбуа, Пиврон и еще четвертый, командовавший артиллерией, просили у адмирала позволения прибыть к нему на корабль для отдания должного почтения. Они были приняты с особенной вежливостью и угощены обеденным столом, после коего начался разговор о действиях, происходивших перед Корфу. Французские генералы, выхваляя благоразумные распоряжения адмирала и храбрость русских войск, признавались, что никогда не воображали себе, чтобы мы с одними кораблями могли приступить к страшным батареям Корфу и острова Видо, что таковая смелость едва ли была когда-нибудь видана. Отдавая победителю полную справедливость, французские генералы прибавили, что храбрость есть свойство, довольно обыкновенное в солдате, особливо, когда видит он необходимость защищать собственное свое бытие, но что они еще были более поражены великодушием и человеколюбием русских воинов, что им одним обязаны сотни французов сохранением своей жизни, исторгнутой силой от рук лютых мусульман, и что первым для них долгом, возвратившись в отечество, будет всегда при всяком случае воздавать Российскому воинству всю должную честь и благодарность. В заключение французские генералы просили адмирала Ушакова довести эти их чувства до сведения Императора Всероссийского.