Святой Павел. Апостол, которого мы любим ненавидеть

Вскоре после отправки «слезного письма» Павла постигли новые беды. Последние годы правления Клавдия были омрачены придворными интригами. В октябре 54 г. Клавдий был отравлен женой, а императором стал Нерон, его 17-летний приемный сын. Воцарение Нерона было встречено с радостью и облегчением, и культ императора активно возродился по всей империи. Однако у Рима возникли проблемы: парфяне угрожали восточным границам, да и в Иудее было неспокойно. Нужны были козлы отпущения, и Марк Юний Силан, проконсул Азии, был убит доверенными лицами Нерона по подозрению в измене, а в ходе поиска врагов в Эфесе был схвачен Павел. Лука, со своим вечным римолюбием, не пожелал признать, что Павла сочли врагом империи, и на сей счет ничего не сообщил. Написал лишь, что Павлова миссия в Эфесе оборвалась после беспорядков в храме Артемиды, когда серебряных дел мастера, изготовители фигурок богини, обвинили его в том, что, подрывая ее культ, он лишает их заработка{333}.

Над Павлом нависла угроза казни, и он был близок к отчаянию. Позже он напишет: «Бремя было настолько тяжелое и невыносимое, что мы не надеялись остаться в живых»{334}. Однако недели шли, и настроение улучшалось. Его друзья-филиппийцы организовали финансовый сбор и отправили в Эфес Эпафродита, чтобы он подкупил тюремщиков и обеспечил Павлу нормальное питание и обращение. Павел также констатировал, что благодаря его аресту благовестие стало шире обсуждаться даже дворцовой стражей и члены Иисусова движения «начали с большей смелостью, безбоязненно проповедовать слово Божие». Правда, нашлись и такие, кто проповедовал «по зависти и соперничеству», чтобы причинить Павлу боль. Но что с того? Как бы то ни было, благовестие распространялось. Благодаря в своем письме филиппийцев за дары, Павел пишет, что обрел внутреннее равновесие и уверен: «Я ни в чем посрамлен не буду, но при всяком дерзновении и ныне, как и всегда, возвеличится Христос в теле моем, жизнью ли то, или смертью»{335}.

Проявленная филиппийцами щедрость заставила его взглянуть на сбор пожертвований для Иерусалима в новом свете. «Высшие апостолы» показали ему, что эгоизм и амбиции в движении не менее опасны, чем несправедливость имперских властей. В письме к филиппийцам он цитирует гимн Христу, увещевая читателей избегать этих качеств и подражать кеносису Мессии в повседневной жизни. Он благодарит за подарок, но насчет материальной стороны дела высказывается сдержанно до бестактности, подчеркивая, что в такой помощи не нуждается: «Я научился быть довольным тем, что у меня есть»{336}. А вот отношение их его очень порадовало. Филиппийцы усвоили этику взаимопомощи, столь важную для миссии Иисуса в Галилее. Их дар был проявлением агапе. Но он был и актом поклонения, «благовонным курением, жертвой приятной, благоугодной Богу». И в ответ Бог обязательно ниспошлет свою милость{337}. Этот взгляд повлияет на все будущие размышления Павла о пожертвовании{338}.

Павел освободился из заточения весной или летом 55 г. Мы не знаем, почему и как это случилось. Позже он напишет, что Прискилла и Акила рисковали ради него жизнью. Может, ему помогли бежать? Как бы то ни было, Павел почел за лучшее не оставаться в Эфесе и немедленно отправился в Троаду, где надеялся проповедовать Евангелие{339}. Но ему не давала покоя мысль о коринфянах. Убедило ли их «слезное письмо», посланное до ареста? Тит уже отплыл в Коринф, чтобы выяснить ситуацию, и Павел отправился в Македонию, чтобы там встретиться с ним. Однако и в Македонии он нашел вместо покоя «со стороны – нападения, внутри – страхи»{340}. Судя по всему, снова встал вопрос об обрезании: некоторые из македонских верующих всерьез думали о полном обращении в иудаизм. Тогда он написал филиппийцам новое послание с просьбой не слушать тех, кто попытается навязать им обрезание{341}.

Тревоги Павла развеял Тит, пришедший с радостным известием: его ли усилиями или по инициативе самих коринфян «высшие апостолы» повергнуты и местная община горит желанием помириться с Павлом. В примирительном послании{342} Павел рассказывает, как обрадовался, узнав, что коринфяне мечтают увидеть его и ревностно встали на его защиту{343}. Значит, его письмо тронуло их! Они встретили Тита «со страхом и трепетом», готовые исполнить любую просьбу{344}. В итоге, заключает Павел, вся эта история сделала их еще сильнее: «Ибо то самое, что вы опечалились ради Бога, смотрите, какое произвело в вас усердие, какие извинения… какую ревность, какое взыскание! По всему вы показали себя чистыми в этом деле»{345}.