Святой Павел. Апостол, которого мы любим ненавидеть

По мнению Павла, «высшие апостолы» забыли о распятии Иисуса. Позорный факт распятия сделал благовестие неприемлемым для тех, чей ум ослеплен пышностью и великолепием кесаря, «бога века сего». Подлинные апостолы Иисуса были не сверхчеловеками, но теми, кто наблюдал его немощь в смерти на кресте. Они испытывали тяготы, гонения и преследования: «Всегда носим в теле мертвость Господа Иисуса, чтобы и жизнь Иисусова открылась в теле нашем»{322}. Поэтому именно Павел и его спутники, а не «высшие апостолы» – подлинные представители Христа{323}. Они не бахвалятся блестящими достижениями, а могут предъявить лишь «великое терпение в бедах, нуждах и тесных обстоятельствах, под ударами, в темницах, в изгнаниях, в трудах, в бессонных ночах, в голоде»{324}. «Дайте нам место в вашем сердце, – просит Павел общину в конце письма, – мы никого не обидели, никому не повредили, ни от кого не искали корысти». Что бы ни случилось, в его сердце для коринфской экклесии всегда есть место{325}.

Нам остается лишь воображать драматические жесты человека, который зачитывал послание Павла в Коринфе: как он с помощью пантомимы изображал надевание и снятие покрывала, трепет и страх толпы. Реакция коринфян на письмо была доброжелательной, но последующий приезд Павла в Коринф осенью 54 г. обернулся провалом. Привыкшие к красноречию «высших апостолов» коринфяне пришли к выводу, что Павел смотрится бледновато: «В посланиях он строг и силен, а в личном присутствии слаб, и речь его незначительна»{326}. Похоже, Павла оскорбили и пристыдили перед всей общиной, и ему пришлось стоять перед судом, обвинившем его в финансовом обмане. Его упрекнули в том, что он бахвалился дамасским поручением и запугивал общину. В Эфес Павел вернулся подавленным и униженным: неужели все труды пошли прахом?

Многие люди отреагировали бы на подобные обвинения очень резко. Однако Павел верил, что подлинная сила кроется в немощи. Обливаясь слезами и пребывая в смятении и тревоге, он диктует писцу новое («слезное») письмо{327}. Считая, что ему нечего терять, он выставляет себя эдакой потешной фигурой: составляет «речь неразумного», одну из форм риторической диатрибы, которая с помощью юмора пытается изменить настрой читателей и дать им серьезно задуматься над смыслом и последствиями текущей ситуации. «Не почти кто-нибудь меня неразумным, – начинает он, – а если не так, то примите меня, хотя как неразумного, чтобы и мне сколько-нибудь похвалиться». Впрочем, похоже, в «неразумных» не он один: коринфяне и сами хороши, раз позволили запугать и унизить себя каким-то шарлатанам, да еще и довольны этим: «Вы терпите, когда кто вас порабощает, когда кто объедает, когда кто обирает, когда кто превозносится, когда кто бьет вас в лицо!»{328}

Он и сам мог бы расхаживать с важным видом, подобно «высшим апостолам». В конце концов, чем он хуже? Если уж бахвалиться, он тоже еврей, израильтянин и семя Авраама, а Мессии послужил еще больше, чем они. Но дальше, все еще говоря, как «неразумный», он начинает перечислять не свои многочисленные достижения, а беды и неудачи: «От Иудеев пять раз дано мне было по сорока ударов без одного; три раза меня били палками, однажды камнями побивали, три раза я терпел кораблекрушение… много раз был в путешествиях, в опасностях на реках, в опасностях от разбойников, в опасностях от единоплеменников, в опасностях от язычников, в опасностях в городе, в опасностях в пустыне, в опасностях на море, в опасностях между лжебратиями, в труде и в изнурении, часто в бдении, в голоде и жажде, часто в посте, на стуже и в наготе»{329}.

Вот чем должен хвалиться ученик Христа! Свою пародийную похвальбу он заканчивает рассказом об унизительном и бесславном побеге из Дамаска, когда друзья спустили его в корзине из окна по стене{330}.

Переходя к теме духовных свершений, Павел также не пытается повергнуть аудиторию в изумление. Историю о своем удивительном мистическом путешествии на небеса он рассказывает, как «неразумный», запинаясь и спотыкаясь. В его интонациях звучит не горделивая уверенность, свойственная его противникам, а неуверенность. Было ли это в теле или вне тела? Он понятия не имеет. Достиг ли он высших небес? Неизвестно. Но под конец Павел намекает на неуместность похвальбы подобными переживаниями. Пока он был в этом состоянии, он «слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать». Остается хвалиться своей немощью, и это будет не глупая похвальба, а правдивая{331}. Чтобы Павел не гордился чрезмерно явленными ему откровениями, как «высшие апостолы», Бог дал ему «жало в плоть». Павел не объясняет, что это: искушение или физическая болезнь. Он лишь повторяет слова, которые сказал ему Господь: «Сила Моя совершается в немощи». На том и основана позиция Павла: «Ибо когда я немощен, тогда силен»{332}.