Святые русской Фиваиды

Вологодский писатель, историк, краевед Роберт Александрович Балакшин (1944–2022) так писал о вельском пастыре: «Богатой, но противоречивой натурой был о. Иоанн… Не зря уже современники называли его “знаменитый”. Широта дарований, острый ум, невероятное трудолюбие и тут же порывистый, горячий и, случалось, несдержанный характер. Он мог обратиться к архиерею не только со смиренным письмом, но и сказать едкое, язвительное слово, хотя при всей горячности он никогда не выходил из рамок, за которыми начинаются бесчинство и разнузданность. Он всегда помнил о себе, что он – священник».

Прошение священника было удовлетворено владыкой Христофором. В 1874 году иерей Иоанн Верюжский был переведен в Вологду, где он приступил к написанию своего знаменитого труда «Исторические сказания о жизни святых, подвизавшихся в Вологодской епархии…» В ходе работы над книгой священник совершал неоднократные поездки по Вологодской епархии, посещал как действующие монастыри и храмы, так и заброшенные обители и церкви, собирал церковные летописи, житийные списки (как местночтимых святых, так и принятых к общецерковному прославлению), записывал устные предания и легенды.

Как никто из исследователей монашества Русской Фиваиды, отец Иоанн Верюжский приблизился к сути северного аскетического делания, взглянул на него изнури, описав его реалистично и профессионально, счастливо избежав романтических, возвышенно-витиеватых интонаций, к которым было склонно большинство паломников-литераторов. Вполне возможно, что причиной тому было происхождение о. Иоанна, родившегося на границе Вологодской и Архангелогородской губерний и с раннего детства хорошо знавшего местные нравы и обычаи, не прожив которые в своем сердце невозможно услышать «зов Пустыни», о котором писал протоиерей Георгий Флоровский.

В 1883 году Иоанн Верюжский принял монашеский постриг в Александро-Невской лавре Санкт-Петербурга (с сохранением имени Иоанн), а через три года в сане архимандрита отбыл в Воскресенский Кириллов Новоезерский монастырь близ Белозерска, где в должности настоятеля подвизался до 1901 года. Также известно, что архимандрит Иоанн совершил паломничество во Святую Землю, результатом чего стал еще один его фундаментальный труд «Девять бесед на Святой Земле», вышедший в Петербурге в 1898 году. Последние годы жизни старец провел на покое в Александро-Невской лавре, где и скончался в возрасте 86 лет (похоронен на Никольском кладбище лавры, его могила сохранилась).

Работая над этой книгой, вновь и вновь убеждаешься в том, что жанр литературно-исторического паломничества, «духовного кочевничества» (отец Иоанн Кологривов), избранный нами изначально, является единственно верным при попытке осмысления духовных и мистических путей Северной Фиваиды. Благо он (этот жанр и этот путь) был открыт такими выдающимися литераторами и исследователями, как П. И. Челищев, А. Н. Муравьев, С. П. Шевырев, архимандрит Иоанн (Верюжский), и теперь нам остается лишь развить его (жанр) и повторить его (путь) применительно к реалиям рубежа ХХ – XXI столетий.

Глава седьмая Каменские подвижники

Спас-Камень – Паисий Ярославов – «Сказание о Спасо-Каменном монастыре» – Собор Спасокаменских святых – Преподобный Кассиан – Иоасаф Каменский – Пострижение Иоасафа – Видение Спасителя – Подвиг молчания – Игнатий Безмолвник – Преподобный Дионисий Глушицкий – Святая Лука – Пахомий Святолукский – Глушица – Великий Двор – Покровское – Станция Морженга

Докурив и смерив меня строгим испытующим взором, истопник в ушанке резко встал со своего железного стула, обстучал резиновые сапоги о деревянную приступку у входа, распахнул дверь, над которой была прибита табличка с надписью: «Баня», и шагнул в черный проем.

«Баня, прачечная, помывочная, переодевалка, сушилка, уборная – что еще угораздило этих людей, замученных обстоятельствами, устроить в церкви?» – подумалось мне. А ведь и не зайти туда внутрь, не удостовериться, не увидеть ни перегородок в подтеках, ни электрических проводов, намотанных на керамические пробки, посаженные на вбитые в каменные стены со следами росписи кованые гвозди, ни запотевшие, давно не мытые стекла, ни, наконец, людей, завернутых в застиранные простыни, сидящих у кранов в клубах кипятка, который хлещет на чугунные плиты пола.

Не увидеть, не зайти, но все это есть там внутри, без сомнения…