И дело было не только в Антонио, которого я защищала. Я вела двойную жизнь так же хорошо, как лгал сам Данте, со времени нашей первой встречи заставила его поверить в одно, в то время как правда была совсем другой. Я хотела хоть каких-то эмоций на лице Данте, даже злости; я могла бы с этим справиться, но он не показал ничего. Всегда айсберг.
— Значит, твои слова внизу были лишь провокацией? — он казался спокойным и незаинтересованным, но я не позволила этому тону провести себя и знала, что завладела всем его вниманием.
Я ничего не могла ответить. Сформулированный таким образом вопрос выглядел действительно неприглядно. О чем он думал? Мне было жаль, что у меня не было ни малейшего намека на то, в хорошем или плохом настроении он был.
«Он не причинит тебе вреда, Валентина».
До сих пор Данте ничего мне не сделал, но мы не особо общались за несколько дней до нашей свадьбы, и два дня назад он был чертовски пугающим, когда нашел меня с фотоальбомами.
Напряжение стало невыносимым, и из моего правого глаза соскользнула слеза, покатилась вниз по щеке и попала на палец Данте, который все еще держал меня за подбородок. Он нахмурился и опустил руку. Я сразу отвела от него взгляд и сделала шаг назад.
— Почему ты плачешь?
— Потому что ты меня пугаешь! — выпалила я.
— До сегодняшнего дня ты никогда меня не боялась.
Он был прав. За исключением незначительных случаев, я его не боялась, но знала, что с таким мужчиной, как он, мне должно быть страшно.
— Тогда, наверное, я хорошая актриса.
— У тебя нет причин меня бояться, Валентина, — спокойно сказал он. — Что ты скрываешь?
— Ничего, — быстро сказала я.
Он слегка обхватил пальцами мое запястье.
— Ты о чем-то врешь. И как твой муж я должен знать, что это.
Злость вспыхнула во мне с новой силой. Она в этот раз была быстрее осторожности.
— Ты имеешь в виду, что должен знать как Босс, потому что как мой муж ты до сих пор точно не поступал.
Он наклонил голову, тщательно исследуя каждый дюйм моего лица.
— Почему ты все еще невинна?
— Я же сказала, что нет! — с отчаяньем выкрикнула я, пытаясь выдернуть руку из его хватки, но он сжал пальцы, немного, только чтобы я не смогла убежать.
Он притянул меня к себе, прижавшись к моей груди. Из моих лёгких выбило воздух, когда я подняла на него глаза. Мое сердце отчаянно билось в груди, в висках, в венах. И он это чувствовал. Потому что держал меня за запястье.
— Итак, — продолжил он пытать меня. — Что, если бы я уложил тебя на нашу кровать прямо сейчас? — он сделал шаг, заставив меня приблизиться к огромной кровати с балдахином. — И вошёл бы в тебя? Я бы не узнал, что ты просто соврала мне?
Я ничего не хотела от него так сильно, как только чтобы он, наконец, уложил меня в кровать, и теперь, когда он использовал это в качестве угрозы для выяснения правды, я мечтала о том, чтобы никогда ничего не хотеть от него.
Почувствует ли он, что я никогда не спала с мужчиной? Я разговаривала только с женщинами об их опыте, но не представляла, могут ли мужчины почувствовать, невинна ли девушка.
— Ты бы не сделал этого, потому что прямо сейчас не уложишь меня на эту кровать.
— Почему нет? — он приподнял свою светлую бровь.
— Нет, потому что ты не возьмешь меня против моей воли. Ты не одобряешь изнасилование, — я говорила словами Бибианы, что звучало довольно странно из моих уст, ведь это даже не было бы против моей воли.
Я пыталась соблазнить Данте в течение многих дней; он должен был догадываться, что я хотела его. Все еще хочу, невзирая ни на что. Мое тело изнывало от тоски по его прикосновениям.
Он усмехнулся. Я никогда не слышала, чтобы он смеялся. Это было пустым звуком.
— Так вот, что ты слышала?
— Да, — ответила я уже тверже. — Ты дал прямой приказ подчиненным рассказать своим людям, что кастрируешь любого, кто будет использовать изнасилование для мести или пыток.
— Так и было. Я считаю, что женщина не должна подчиняться никому, кроме своего мужа. Но ты моя жена.
— Все еще.
Мои слова были жалким шепотом, наполненным неопределенностью.
— Да, все еще. — Данте кивнул и отпустил мое запястье. На меня нахлынуло облегчение. — Сейчас я хочу, чтобы ты сказала мне правду. Я всегда буду относиться с уважением к тебе, но жду того же и от тебя. Я не потерплю лжи. И, рано или поздно, мы ляжем в кровать, и тогда, Валентина, я узнаю правду.
— Когда мы наконец ляжем в кровать как муж и жена, а не просто чтобы спать рядом? Случится ли это когда-нибудь? — огрызнулась я.
Мой дурацкий язык постоянно спешил.
На его лице мелькнуло еще что-то, чего я не смогла понять.
— Правду, — сказал он просто, но властно. — И помни, я все равно узнаю.
Я опустила голову.
Сделает ли правда хуже наши с Данте отношения? Определенно будет намного хуже, если у нас когда-нибудь будут супружеские отношения, а он узнает, что я лгала ему.
— Валентина, — резко сказал Данте.
— То, что я сказала в гостиной, было правдой.
Я испытала облегчение и испуг одновременно, когда слова вылетели из моего рта. Как долго я смогла бы продолжать лгать?
Данте кивнул, странно взглянув на меня.
— Я так и думал, но спрашиваю сейчас, почему?