Карин немного вздрогнула, заметив пристальный взгляд капитана, и выдавила из себя идиотскую улыбочку:
– О, Тоширо! – пьяно протянула она, отстраняясь от стены, но была прервана парнем:
– Куросаки, – жёстко произнес он, – а ты знаешь, что рейацу пьяного разительно отличается от рейацу трезвого человека?
Улыбка брюнетки померкла, она поджала губы и, уткнувшись взглядом в пол, пробормотала:
– Номер не прошёл. Странно.
Хицугая незлобно усмехнулся:
– После пьянок Мацумото меня довольно сложно провести. Сейчас ты трезвая, как стёклышко.
Куросаки вскинулась:
– Но перед картами ты поверил! – немного обиженно возмутилась она.
– Я просто не обратил внимания на очевидные вещи, – произнес с мягкой улыбкой Хицугая и уже серьёзнее уточнил: – Что-то произошло?
Карин тяжело вздохнула и снова устремила взгляд в окно.
– Ничего, – чуть слышно проговорила она.
Капитан привалился плечом к стенке, сложив руки на груди:
– И всё-таки? – его взгляд снова стал внимательным, изучающим.
Куросаки покусала губу, собираясь с мыслями, и, резко приблизившись к другу, уткнулась носом в выемку между шеей и плечом, при этом руками она обхватила парня за пояс, не давая отстраниться. Сделала несколько глубоких вдохов, обдавая его кожу горячим дыханием. Хицугая сперва опешил от таких действий, и, действительно, его первым порывом было свалить подальше. Через долгих пару секунд, почувствовав тяжелое сопение Карин у себя на плече, капитан робко приобнял её. Кажется, девушку совсем не смущало, что оба они были обнажены по пояс. Её же бюстгальтер, обладая объёмной вышивкой и жесткой гипюровой отделкой, слегка царапал кожу парня, лишь больше возбуждая. Хицугая сглотнул и обнял подругу уже смелее, положив одну руку на спину, другой поглаживая по волосам. Поморщился, надеясь, что Карин не расплачется, поскольку был невообразимо далек от девичьих страданий и утешать не умел. С другой стороны, вспомнилась Мацумото, по-матерински обнимавшая расстроенную Хинамори. "Поплачь – легче станет", – приговаривала Рангику, и, превратив на пару кабинет десятого отряда в болото, лейтенанты уже в приподнятом настроении отправлялись в чайную, лопать пироженки, или в женскую лавочку за какими-нибудь маслами, или, на худой конец, на полигон, помахаться катанами.
В конечном итоге, продолжая успокаивающие поглаживания, он процитировал Мацумото, за что удостоился возмущенного взгляда сизых, в общем-то сухих глаз.
– Вот ещё! – фыркнула брюнетка, – Я ещё из-за козлов не ревела!
Про козлов Куросаки, конечно, загнула – сама ведь полезла к нему. Карин встряхнулась и, вернув голову на плечо Тоширо, развернула парня так, чтобы можно было любоваться вечерним небом, при этом руки сложила на второе плечо, фактически обнимая капитана. Хицугая вздохнул, абстрагируясь от ощущения девичьего тела на своей коже. И вроде, пора бы привыкнуть, ведь когда у Мацумото начинается очередной приступ нереализованных материнских инстинктов, пиши пропало. Но Куросаки на то и Куросаки, и дальше можно не продолжать, ибо подвести их всех или вот эту конкретно взятую под какие-то правила совершенно невозможно. Хицугая обнял подругу за талию одной рукой, лишнюю засунув в карман джинсов, склонил голову к черноволосой макушке, покоящейся на его плече и проговорил неожиданно сиплым голосом:
– Рассказывай! Что за парнокопытное перешло тебе дорогу?
Куросаки ещё помолчала какое-то время, а потом, не отрываясь от созерцания ночи, выдала:
– Знаешь, Тоширо, оказывается, люди – чертовски разные. Я в том смысле, – продолжила она, услышав снисходительное хмыканье, – что... Вот есть друзья, приятели, та же футбольная команда, где, вроде, у всех сходные взгляды, принципы. Когда общаешься с человеком и понимаешь, чего от него ждать, и общение приносит удовольствие обоим... А чуть меняется ситуация, и бывший другом становится совершенно чужим и непонятным...
Карин, продолжая лежать на плече Хицугаи, рассказывала, запинаясь и путаясь в словах. Пытаясь рассказать о произошедшем обтекаемыми фразами, поскольку сама не могла определиться, что чувствует, что произошло. Да и что произошло? Так, недоразумение. Не мудрено, что синигами давно потерялся в этих запутанных рассуждениях.
И, вроде, за произнесенными словами нельзя было определить ничего криминального, но сама ситуация с полураздетой девушкой и полупьяным подростком (многие за столом пили) наводила на вполне определенные мысли, которым смело можно присваивать рейтинг NC, а то и статью УК. Но Куросаки не говорила ничего конкретного, и Тоширо подозревал, что сейчас просто транслирует мысли неврастеничного братца, которые он выслушивал накануне поездки. А ещё вполне справедливо опасался, что спроси он Карин об этом открытым текстом, то огребёт сам за 'извращенца, думающего только об одном'. Но ведь девушка страдает, и он, как друг, просто обязан за нее заступиться, так?
– Мне намылить ему шею? – в конце концов, просто поинтересовался Хицугая.