Связи

– Эфил, как дела? – взревел в рации искаженный респиратором, взвинченный голос Томуша, и Эфил вздрогнул. Он вдруг осознал, что стоит на подоконнике и смотрит на острые пики металлической ограды внизу. Осторожно попятившись, он слез с кровати. Схватил фонарь и сирену и прижал их к себе.

– Эфил, не молчи!

– Порядок, – выдавил Эфил.

– Здесь два мертвеца, – уведомил Томуш.

– Трупы?

– Скорее кости. Они давнишние. Как жжение?

– В правом крыле попустило. Иду в левое.

Рация снова заговорила. Деметриус жаловался, что ему скучно.

Эфил вышел из палаты и направился в левое крыло. Когда он прошел мимо лестницы, жар возобновился. Пять дверей спустя он уже чувствовал себя как булочка в духовке – того гляди покроется аппетитной поджаристой корочкой. Дискомфорт уже превратился в боль, особенно страдала увечная рука. Прижимая руку к груди, все еще стискивая ею шарик, он бегло осмотрел кабинеты врачей. Ничего примечательного.

– Нет тут никакого морга, – уныло сообщил Деметриус по рации.

Эфил ускорился, проверяя палаты. В одной из палат он всмотрелся в зеркало, пытаясь рассмотреть свое лицо на мутной, покрытой пятнами поверхности. Вроде все в порядке. У него не пропадало ощущение, что на щеках и лбу вздуваются пузыри.

– Эфил. Жарко. Иду, – коротко проинформировал он рацию.

– Деметриус. Жрать захотелось. Иду, – послышалось ему в ответ.

Эфил зашагал еще быстрее, игнорируя мелькающие по сторонам двери. Его интересовала только та, от которой исходил жар. От боли выступали слезы, делая зрение мутным. Впереди в конце коридора тускло, как кусок слюды, поблескивало окно. Правая рука выла от боли. Он уже не мог ощущать зажатую в ней сирену.

Конец коридора, палата слева с номером «22» на облупленной табличке, ничего. Те же койки с прогнившими матрасами. Он толкнул противоположную дверь («21»), и на него дохнуло, как из духовки…

В первую секунду ему показалось, что палата охвачена огнем. Потом зрение прояснилось, и он увидел красную мерцающую сеть. Будто сплетенная гигантским пауком, она тянулась от стены до стены, провисая перевернутым куполом и соприкасаясь с одной из пустующих коек. Нити слабо пульсировали, источая красное жгучее марево, и Эфил понял, что вот оно, это место, где все началось. Его глаза заволокло красным агонизирующим светом, а потом он резко провалился в черную плотную массу, как будто упал в затянутое нефтяной пленкой озеро. Прохлада окружила его, успокаивая вопящую кожу, охлаждая раскаленную голову…

В следующий момент его рвануло вверх, в нестерпимую боль, в комнату, где, свисая сверху, его опутывала красная сеть, впивалась острыми нитями в его бедра, живот и правую руку.

Как только к нему вернулся контроль над собственным телом, Эфил развернулся, с мучительным усилием зажал три кнопки сирены, предотвращая срабатывание, и бросился бежать.

Корчась от боли, он вывалился на лестницу, со стоном вытащил из сжатых в спазме пальцев сирену и начал стаскивать перчатку. Показалась рука, красная, будто с нее сняли кожу.

– Эфил, это ты? – услышал он голос снизу, и затем Томуш прогрохотал вверх по лестнице.

– Двадцать первая палата, – произнес Эфил сквозь стиснутые от боли зубы. – Там… нечто совершенно ужасное. Это следует проверить… Нам следует искать пациента с ожогами.

– Что с рукой? – Томуш быстро глянул и зарылся в своем рюкзаке. – Будут пузыри. Давай я обработаю мазью. Она холодит и немного обезболивает. Не повезло. Лучше бы я решил подняться. На первом разве что мертвяки, ну да что нам с них.

Выдавив на обожженную кожу приятно прохладную мазь, Томуш обмотал руку Эфила бинтом.

– Что с ними случилось? С теми, внизу? – спросил Эфил.

– На скелетах заметных повреждений нет. Сложно сказать, что могло их прикончить, спустя столько-то лет.

– Как там Деметриус? Он один…

Как по заказу, рация выдала:

– Уснуть со скуки можно. Все какие-то склады… Хочу жрать, жрааать.

– Не беспокойся за него, – раздраженно дернул головой Томуш. – Дуракам обычно везет.

Первый этаж действительно производил впечатление самой обычной заброшки, не считая пары скелетов в одной из комнат. Больную руку Эфил, баюкая, прижал к груди. Сирену он убрал в карман. Учитывая, что все документы остались на своих местах, разве что покрылись одеялом пыли, выяснить, кто занимал палату под номером 21, не составило труда. Агнуш Этта, восемь лет. В регистратуре они порылись среди слипшихся и почерневших от плесени медицинских карт, но его карты не было на месте.

– Может, осталась в кабинете его лечащего врача.

Рация заговорила.

– Там внизу… бассейн. Детский бассейн. И в нем дети. То есть не настоящие дети. Какие-то искаженные головастые существа. Барахтаются на дне, как в луже, – голос Деметриуса был полон отвращения и ужаса.

– Ну наконец-то его хоть что-то развлекло, – буркнул Томуш.

– Пойдем к нему.

– Сразу, как найдем карту. И я хотел тебе кое-что показать.