Связи

В противоположном крыле было что-то вроде уголка для отдыха. Диван, пара кресел, детский столик с замшелым стаканом карандашей и стопкой намертво слипшихся книг. Ничего странного, кроме разве что маленьких детских стульчиков, стоящих в ряд сиденьями к стене.

– Посмотри, – Томуш направил луч фонаря на пол. – Видишь эти дорожки? Царапины. Кто-то толкал стулья туда-сюда от стенки до стенки. Зачем?

– Я не знаю… Может, ему звук нравился, – выдал Эфил первое, что в голову пришло.

– В одном кабинете аквариум. Так камушки из него все вытащены и разложены в линию на ковре.

Эфил задумался.

– Я слышал о таком. Во время учебы на психологическом факультете. В итоге это может оказаться менее странным, чем кажется, – студенческие годы он до сих пор вспоминал с нежностью. Хотя бы потому, что Деметриус в университете почти не появлялся.

С историей болезни им повезло. Она лежала прямо на столе врача, будто для них положили. Стряхнув с обложки плотный слой пыли, Эфил раскрыл папку и пробежался глазами по страницам.

– Термальный ожог третьей степени, с поражением тридцати процентов тела (правая рука, живот, верхняя часть бедер). Поверхность ожога инфицированная, интоксикация организма средней степени. Ожоговый шок в торпидной стадии. Реакции слабые, сознание замутнено, сонливость. Поступил на второй день (вызов скорой). Родители не заинтересованы.

– Ребенок, похоже, кастрюлю кипятка на себя вылил, а папенька с маменькой только на второй день вызывают скорую? Вот уж действительно не заинтересованы, – поразился Томуш.

Эфил мрачно кивнул и ткнул пальцем в историю болезни.

– Обрати внимание на дату поступления.

– Двадцать четвертого октября двадцать третьего года, – прочел Томуш. – Эвакуация больницы началась на следующий день.

– Тот образ… там, в его палате, наверху… Он был очень отчетливый. Намного отчетливее, чем остальные на этаже. Мог ли столь мощный отпечаток сформироваться так быстро, всего за сутки?

Синие глаза Эфила и голубые Томуша встретились. Томуш кивнул.

– Этот мальчик остался в здании после эвакуации. И очень сильно страдал.

– Но почему он не… – начал Эфил.

В этот момент завизжала сирена.

17.

[??:?? ?]

Он находился в темном помещении, напоминающем пещеру.

– Что ты видишь? – настойчиво осведомился Октавиус.

– На данный момент практически ничего, – ответил Дьобулус.

– Ох… скажи мне, что это то место. Что мы наконец дошли, – простонал Октавиус. – Все это начинает переходить границы разумного. Я сбился со счету, сколько раз мы…

– Тихо! – перебил Дьобулус. Он прислушался. Из темноты доносился слабый писк. – Это не то место. Смирись.

– У нас нет времени на то, чтобы развлекаться в посторонних видениях, не имеющих отношения к делу, – Октавиус звучал сердито. – Двигайся к цели.

– Если бы я мог контролировать где окажусь… – возразил Дьобулус. – Брось ныть и дай мне разобраться, что это за звук… То ли животное, то ли младенец.

Это действительно оказался младенец. Озвучивая для Октавиуса каждое свое действие, Дьобулус на ощупь отыскал ребенка и поднял его, пытаясь успокоить.

– Тише, маленький, тише… ай!

– В чем дело? – насторожился Октавиус.

– Я порезался.

Сквозь пеленки выпирали выступающие прямо из маленького тельца острые металлические детали.

Октавиус тяжело вздохнул.

– Ладно, Дьобулус. Давай обсудим твои отцовские комплексы. Видишь ли, твои дети, не считая Лисицы, которую ты воспитывал с младенчества, достались тебе с полным комплектом психологических проблем, и ты делал все, что мог, пытаясь нивелировать…

18.

[13:35, воскресенье. Центральная больница, Ийдрик]

Для такого маленького шарика сирена производила поразительно громкий звук. «Опять Деметриус во что-то вляпался», – подумал Эфил. В нем поднимался гнев, усиленный страхом. Он сорвал очки и респиратор, готовясь бежать очень быстро.

В подвале, ориентируясь на вой сирены, они пролетели мимо душевых, прачечной и склада, мимо комнаты с табличкой «Детский бассейн» и еще каких-то безымянных помещений, в итоге оказавшись в просторном зале с раковинами и фонтанчиками для питья. В момент начала эвакуации в зале велись ремонтные работы – стояли мешки с цементом, часть стены была разобрана, из нее торчал обрезок трубы. Извлеченный фрагмент трубы лежал на полу. Эфил поднял трубу, взвесил в руке. Вроде не должна рассыпаться с одного удара. Он как будто заранее настроился на то, что сделает.

Они вошли в распахнутые двойные двери кафетерия. Неровные ряды столов и стульев, сирена, разрывающаяся дальше, в кухне. Они больше не бежали, шли осторожно, крадучись, опустив фонари.