Свидание на пороховой бочке

Я глубоко вздохнула. В просторном зале умиротворяюще пахло сушеными травками. На высоком, до потолка, стеллаже поблескивали золотыми крышечками баночки дико дорогих притираний с непритязательными названиями типа «Бабусин крем для рук». Ценник был такой, что спекулянтке-бабусе, предлагающей крем для рук по цене самолета, хотелось эти самые руки оторвать и выбросить.

– Здравствуйте, можно увидеть вашего директора? – с разбегу воткнувшись головой в полукруглое окошко, спросила целеустремленная Трошкина.

– А вы по какому вопросу? Может быть, я могу вам помочь?

К прилавку выступила бледно-зеленая и гладкая, как молодой кабачок, девушка в форменном сатиновом халатике.

– Мне нужно видеть вашу директрису! – уперлась Алка.

– К сожалению, это невозможно. Хотите, я приглашу дежурного менеджера?

– Не хочу менеджера, хочу директрису! – Трошкина заупрямилась, как та коза.

Это было неразумно. Я решила попробовать другую тактику и отступила к выходу, пока меня не заметили.

Расположенный по соседству магазин «Игрушка» в советские времена был флагманом торговли, а ныне большую часть помещений сдавал арендаторам, так что купить в двухэтажной галерее можно было самые неожиданные вещи – от часов с кукушкой до дисков с эротическими фильмами. В игрушечном отделе я приобрела большой пиратский флаг, а в цветочном – букет матерчатых роз цвета густой томатной подливки.

Глядя в зеркало витрины, я повязала черный флаг на манер монашеского платка, постаравшись, чтобы череп и кости спрятались в складках, сделала постную мину, прижала к груди букет и вернулась в аптеку.

Тыльная часть Трошкиной по-прежнему торчала из окошка, нервически подергиваясь, но за прилавком никого не было. Бледно-зеленая девушка то ли просто ретировалась, то ли пошла за подмогой, чтобы выдворить приставучую Алку.

– Посторонись, – я потеснила подружку у барьера. – Тут нахрапом взять не получится, нужна тонкая провокация. Смотри и учись, как надо, пока я жива!

– Но кто-то умер, – смекнула Трошкина, оценив мой экстрерьер.

– Угу, – я кивнула. – Говорю же – попробуем тонкую провокацию. – И возвысила голос: – Кгхм-кгхм, извините! Добрый день, тут есть кто живой?

– Ничего себе – тонкая! – фыркнула Алка.

Я лягнула ее ногой, отгоняя подальше – за колонну.

– Добрый день! – Из внутренней комнаты явилась бледно-зеленая девушка.

При виде меня, всей верхней половиной облаченной в строгий траур, она перевернула приветливую улыбку и сделала грустное лицо.

– Мне бы Томочку повидать, – тряхнув матерчатыми розами, поведала я печально. – То есть Тамарочку Руслановну, она директором у вас, бедняжка, тут работает.

Если бы наше предположение о том, что Кулишевская недавно овдовела, оказалось ошибочным, аптечная девушка наверняка не согласилась бы с тем, что ее богатая начальница бедняжка. Но девушка охнула:

– Ох, вы родственница?

И мой внутренний голос людоедски обрадовался:

«Бинго! Точно, у Кулишевской есть повод для траура!»

– Я не родственница ей, я свойственница. По мужской линии, – ответила я и фактически не соврала, поскольку Тамара Руслановна предположительно путалась с моим родным братом.

За колонной горько хмыкнула Трошкина, оценившая сермяжную правду.

– Я, знаете, издалека ехала и на похороны опоздала, – пожаловалась я, для пущей убедительности изобразив легкий вологодский акцент. – Вот, принесла Тамарочке цветы и соболезнования.

– К сожалению, Тамары Руслановны сегодня не будет, она взяла небольшой отпуск.

– Ясное дело, такая трагедия и столько хлопот! – окая и охая, я сокрушенно покачала головой и почувствовала, что скользкий шелк сползает мне на лоб. – Передадите ей цветочки?

Я с трудом затолкала пышный букет в окошко. Будь цветы живыми, это им сильно повредило бы, но тряпочные розы от экзекуции не пострадали. Зато мой головной убор от энергичного физкультурного упражнения размотался, и аптечная девушка громко ахнула.

– Что? – Я поспешила поправить свой платок-флажок.

– А это… это? – Розовый пальчик сквозь стекло пистолетиком уперся мне в лоб.

– Это самый полный траур, – объяснила я, догадавшись, что на голове у меня предательски проявился череп с костями. – Тотальный!

– Суровая вологодская мода, – встряла с комментарием Трошкина, поняв, что можно ей уже не прятаться, никаких новых сведений мы от аптечной девушки не дождемся. – Пойдемте, Матрена Тимофеевна, навестим Тамару Руслановну в ее хоромах и пенатах.

– Как, как ты меня назвала?! – возмутилась я, едва выйдя на улицу.

– Матрена Тимофеевна, – охотно повторила Алка. И захихикала: – Она же Леля Смеловская, она же Маша Сарахова!

Я стянула с головы флаг с костями, скомкала его и, не найдя взглядом мусорную урну, затолкала в свою сумку.

– Не беги! – придержала меня подружка. – Давай в антракте подведем промежуточные итоги. Что мы выяснили?

– Что наша аптековладелица Кулишевская на самом деле понесла утрату, для оплакивания каковой взяла кратковременный отпуск, – послушно ответила я.

– «Для оплакивания»! – фыркнула Трошкина. – Оплакивает она покойного супруга, ага, крокодиловыми слезами!