Свидание на пороховой бочке

– Казимир Кузнецов поручился за сохранность тех сомнительных музейных ценностей, часть которых пришлось отскребать с паркета в кабинете галерейщика.

– И что?

– Я хотел бы узнать подробности этой истории, но никак не могу дозвониться Зяме, – объяснил Макс.

Я посмотрела на него исподлобья и побарабанила по столу.

Смеловского можно было понять: из истории с музейными какашками он мог сделать презабавный сюжет для повышения рейтинга утренних новостей. Но мы, Кузнецовы, крепко держимся друг за друга и не сдаем своих на растерзание акулам пера.

– Как ты вообще узнал про эти банки в сейфе? – спросила я, чтобы потянуть время.

– Очень просто: галерею Либермана и нашу телестудию обслуживает одна и та же клининговая компания, а ты меня знаешь: как настоящий журналист, я собираю информацию всегда и всюду и не гнушаюсь разговаривать с уборщицами, – похвалил себя Максим.

– Либерман – это галерейщик?

– Да, – Смеловский захихикал. – Очень подходящая у него фамилия, ты, как филолог, должна оценить. Lieber Mann – это по-немецки «дорогой муж». А галерейщик Либерман как раз очень любит мужчин.

– Педик-медик, – вспомнила я, как назвал пресловутого галерейщика злой Горохов.

– Точно, он весь такой чистюля-красотуля, – опять захихикал убежденный гетеросексуал Смеловский. – Только представь, каково ему было вляпаться крахмальными манжетами в дерьмо!

Макс зажмурился, и тут запел его мобильник.

– Проклятая работа! – с удовольствием чертыхнулся настоящий журналист и прилепил трубку к уху. – Да! Нет! Черт! Ладно!

– Лаконично, – прокомментировала я.

– Прости, дорогая, я должен бежать! – Макс подскочил и снял с кресла пудовый портфель, а с моей души – груз ответственности за назревающее предательство родного брата. – Мы с тобой попозже встретимся и договорим, люблю, целую, до новых встреч в эфире!

– Пока-пока!

Я проводила взглядом удаляющуюся акулу пера и облегченно вздохнула. Братишку предавать не пришлось – вот и славно. Авось Зяма не прослывет преступником-аферистом, сохранив доброе имя Кузнецовых. Довольно и того, что под подозрением у полиции родная Зямина сестрица, то есть я. Сразу две криминальные личности в одном поколении семьи – это был бы перебор.

Алла Трошкина с ранних лет зарекомендовала себя натурой ужасно увлекающейся, но прекрасно организованной и дивно настойчивой. Уж если она рыла ямку в песке, то такую, чтобы Метрострой обзавидовался. Если вышивала крестиком, то сразу полотно два на шесть метров «Конница Буденного на марше». Если переходила на сыроедение, то в одиночку делала план по реализации корнеплодов ближайшему овощному ларьку. От убийственного перфекционизма Алку удерживали только хроническая нехватка свободного времени и неспособность отказаться от завоеваний на новых и новых фронтах.

Одержав очередной блицкриг, она ставила перед собой следующую задачу, выбирая подвиги в непредсказуемом, но эффектном стиле русской рулетки. На ближайшие полгода в планах Трошкиной было отрастить локоны до попы, войти в число призеров велопробега в стиле «ретро», научиться писать картины маслом, освоить китайский массаж пятками, заставить Зяму жениться и упражнениями с гантелями увеличить грудь с первого размера до третьего. Хотя последний пункт, возможно, имело смысл поменять местами с предпоследним.

Амбициозную задачу стать королевой шопинга Алка никогда не ставила, но в силу характера просто так сходить за покупками не могла и организовала процесс исключительно толково. Не будучи девушкой нуждающейся, Трошкина экономила не деньги, а время, силы и нервы, поэтому отовариваться шмотками отправилась тогда и туда, когда и где не рисковала оказаться затертой в толпе шопоголичек, конкурирующих за тряпки. Утром буднего дня, когда гламурные модницы спали, а дамы попроще направлялись на работу, Алка Трошкина вошла в салон «Модный сток». Выразительным жестом приземлив приподнявшуюся за кассой продавщицу, она засучила рукава у длинного ряда вешалок с одеждой, сделала вдох-выдох и двинулась по проходу с оптимальной скоростью три километра в час.

Выбирая тряпки для примерки, Алка навешивала их себе на плечи, постепенно превращаясь в гибрид чудо-дерева из стихотворения Чуковского, маркитантской тележки и самоходного индейского вигвама. Сделать паузу в сборе тряпичного урожая предполагалось не раньше, чем на повороте в конце одежного ряда, однако досадный сбой в поступательном движении шмоткосборного комбайна типа «А. Трошкина» случился немного раньше, на штанге злокозненно забуксовала вешалка с чудесной шелковой блузкой!

Вообще-то именно от этой блузки вполне можно было ожидать чего-то в таком роде. Черная шелковая вещица с воланами на первый взгляд выглядела чинной и благородной, однако несовместимые с бюстгальтером американские проймы делали ее не просто кокетливой, а даже дерзкой. В этой блузке коварная девушка могла невинно хлопать глазками и при этом пачками получать предложения разной степени непристойности. То есть характер у блузочки был каверзный, как Шэрон Стоун в «Основном инстинкте».