Свидание на пороховой бочке

О целебной силе этого занятия мне не нужно было рассказывать. Мало что так полезно для женского здоровья, как результативный забег по магазинам! Мужчинам не понять, от каких больших психических проблем может избавить даму покупка одной (двух, трех, пятидесяти трех) ма-а-аленьких обновочек.

Смеловский, как обычно, вел новости в утреннем эфире и на наше рандеву в кафе припоздал. Я же, напротив, пришла чуть раньше. Это позволило мне спокойно посидеть и подумать – крайне редкое удовольствие в последнее время! Знаете, очень трудно думать на бегу, смываясь от полиции!

Сидя на террасе с видом на сквер с одинокой развалиной, которую Зяма ласково называет «неведомая древняя фигня», я неторопливо попивала очень вкусный капучино, любовалась золотыми кленами и размышляла об убийстве Маковеева. Кто ж его грохнул-то, если не мы с Трошкиной?

Первая версия напрашивалась сама собой: убийца – жена Маковеева, но ее ведь уже проверили полицейские. Они очень не любят усложнять дело и в подобных ситуациях первым делом обращают подозрение на близких и родных жертвы. Особенно на наследников первой очереди.

«Хорошо бы узнать, какое завещание оставил Маковеев», – подсказал мне внутренний голос.

Я кивнула. Логично, надо искать того, кому смерть Маковеева выгодна.

«Тогда еще и выяснить, с кем он конкурировал в бизнесе и насколько остро».

Я пожала плечами. Я совершенно точно знала, с кем Маковеев не конкурировал, не общался и даже не встречался: с Индией Кузнецовой и с Аллой Трошкиной. Тем не менее именно мы с ней оказались на вершине хит-парада подозреваемых. Почему? С какой стати? Ведь не только потому, что случайно оказались рядом с жертвой в момент убийства. На нас еще кто-то прямо указал, подбросив мне в сумку компрометирующее письмецо Маковеева рыжей любимой и сдав полиции Трошкину анонимным звонком.

«Значит, как-то вы с жертвой все-таки связаны», – резюмировал внутренний голос.

С Алкой мы связаны давно, разнообразно и крепко, так что наша с ней история сравнима с просторным панно в технике макраме. Маковеев, очевидно, припутался к этому эпическому художеству незаметно, и отыскать нужный узелок может быть совсем непросто. Но я понимала, что сделать это нужно, потому что идти в тюрьму за убийство, которое совершил кто-то другой, мне вовсе не хотелось. Если бы мне хотелось в тюрьму, я убила бы кого-нибудь собственноручно. На такой случай у меня и списочек всегда имеется!

Однако непонятно: почему на вакансию убийцы назначили и меня, и Алку одновременно? Не могли же мы держать одно шило двумя руками, правда? Приходилось предположить, что тот, кто нас подставил, на редкость непоследователен. Сначала объявил преступницей меня, потом Трошкину… А ведь было бы гораздо перспективнее добивать кого-то одного, не смущая следствие постоянной переменой позиций.

Я снова энергично кивнула, и ленточка, которой я поутру затянула непритязательный хвост, развязалась. Волосы, наполовину отмытые от черной краски и сделавшиеся темно-пепельными, свободно рассыпались по плечам.

– Очень красиво, – одобрил неслышно подошедший Смеловский.

Он метнул в пластиковое кресло портфель (кресло поймало его, крякнуло и присело), упал в другое кресло и, жестом изобразив пружину амортизатора «КамАЗа», расширил комплимент:

– Роскошные кудри и интересный цвет волос – у тебя новый имидж! Прилагается ли к нему по сложившейся традиции новое имя?

– Да нет, я все еще твоя сестра Леля, – ответила я.

А в голове у меня что-то щелкнуло, и внутренний голос с непонятной интонацией пробормотал:

«Имя, сестра, имя…»

– О чем это? – спросила я вслух, не успев догнать мысль.

– О братьях и сестрах, – в тему подсказал Смеловский. – Я вчера не успел тебе сказать, что в сейфе галерейщика вместе с теми самыми банками находился некий документ с упоминанием Зямы…

– Стой! – жестом я остановила Макса и потянулась за мобильником. – Подожди одну минутку, я должна позвонить, пока не забыла.

– Ну, что?! – капризно и сердито отозвалась на мой звоночек Алка.

Кроме ее нежного сопрано, я услышала мощный голос Мадонны и поняла, что Трошкина релаксирует в примерочной.

– У тебя что, молнию заело? – не сумев в полной мере побороть женскую зависть, съязвила я. – Чего ты злишься? Я тебе по важному делу звоню.

– Извини. – Алка чем-то пошуршала и сменила тон. – Говори, пожалуйста, я внимательно слушаю.

– Слушай, я тут подумала: что, если нас с тобой перепутали?

– Кто?

– Тот, кто письмо Колобка Лисичке подбросил мне, а по телефону назвал полиции твое имя.

Трошкина помолчала. Я прямо слышала, как загудел ее встроенный компьютер.

– В этом есть зерно, – признала она и опять замолчала.

– Ну? – Я поторопила ее, как на школьной контрольной, когда нетерпеливо ждала, пока Алка решила задачки за нас обеих.

– Антилопа гну.

– В смысле?!

– В смысле шустрая ты очень! – Трошкина снова рассердилась. – Не торопи меня, тут надо подумать.

– Ну, думай. – Я закончила разговор и приветливо поморгала Смеловскому.

– Твой брат, – сказал он, напоминая, на чем мы остановились.

– Что – мой брат?