Сара Кинг сидела на вершине холма и рассеянно рвала полевые цветы. Доктор Жерар устроился рядом на грубой каменной стене.
– Зачем вы все это затеяли? – внезапно с жаром спросила Сара. – Если бы не
– Думаете, я должен был молчать? – медленно проговорил доктор Жерар.
– Да.
– Зная то, что я знаю?
– Вы не
Француз вздохнул.
– Знаю. Но соглашусь, что ни в чем нельзя быть абсолютно уверенным.
– Нет, можно, – не согласилась Сара.
Доктор Жерар пожал плечами.
– Разве что вам!
– У вас была лихорадка… высокая температура… – сказала Сара, – и в голове у вас все путалось. Вероятно, шприц все это время лежал на месте. А насчет дигитоксина вы ошиблись – или в аптечке покопался кто-то из слуг.
– Вам нет нужды волноваться. – Слова доктора Жерара прозвучали цинично. – Эти свидетельства почти наверняка признают неубедительными. Вот увидите – ваши друзья Бойнтоны выйдут сухими из воды!
– Я этого тоже не хочу! – взволнованно воскликнула Сара.
– Вы нелогичны, – покачал головой доктор.
– Кажется, в Иерусалиме, – спросила Сара, – вы сами много рассуждали о невмешательстве? И вот – пожалуйте!
– Я не вмешивался. Только рассказал о том, что знаю.
– А я говорю, что
– Мне очень жаль, мисс Кинг, – мягко сказал Жерар.
– Понимаете, ведь
Сара сцепила пальцы. Потом прибавила уже совсем другим тоном, обычным и непринужденным:
– Тот маленький человечек идет вверх по склону холма.
– А, думаю, он ищет нас.
– Он действительно такой глупый, каким кажется? – спросила Сара.
– Он совсем не глупый, – серьезно ответил доктор Жерар.
– Этого я и боялась.
Она мрачно наблюдала за приближением Эркюля Пуаро.
Наконец он добрался до них, облегченно выдохнул и вытер вспотевший лоб. Потом с грустью посмотрел на свои лакированные туфли.
– Увы! – воскликнул он. – Какая каменистая местность! Бедные мои туфли.
– Можете позаимствовать у леди Уэстхолм ее принадлежности для чистки обуви. И платяную щетку, – мстительно сказала Сара. – Она путешествует с полным набором принадлежностей, прямо как горничная.
– Царапины это не уберет, мадемуазель, – печально покачал головой Пуаро.
– Наверное, нет. Но, скажите на милость, зачем вы надеваете лакированные туфли в такой местности?
Пуаро слегка склонил голову набок.
– Люблю выглядеть
– Но не в пустыне же, – возразила Сара.
– В пустыне женщины тоже утрачивают элегантность, – мечтательно произнес Жерар. – Но только не мисс Кинг – она всегда выглядит аккуратной и изящной. Однако леди Уэстхолм в своих огромных, толстых жакетах и юбках, этих ужасных, неподобающих бриджах для верховой езды и ботинках –
– Не думаю, что мистер Пуаро взбирался сюда для того, чтобы поговорить об одежде, – решительно прервала его Сара.
– Совершенно верно, – подтвердил Пуаро. – Я пришел посоветоваться с доктором Жераром… я очень ценю его мнение… и ваше тоже, мадемуазель, вы молоды и знакомы с последними достижениями психологии. Понимаете, мне бы хотелось послушать, что вы думаете о миссис Бойнтон.
– А разве вы еще не выучили это наизусть?
– Нет. У меня есть подозрение – и не просто подозрение, – что в данном деле огромную роль играет душевное состояние миссис Бойнтон. Вне всякого сомнения, доктор Жерар сталкивался с такими, как она.
– С моей точки зрения она, несомненно, могла бы стать интересным объектом для исследования.
– Расскажите мне.
Доктор Жерар не стал ничего скрывать. Он поведал о своем интересе к семье, о разговоре с Джефферсоном Коупом и о том, что американец решительно ошибается в оценке ситуации.
– То есть он сентиментален.
– Не то слово! У него есть идеалы, но основаны они на глубоко укоренившейся душевной лени. Гораздо проще жить, если видишь в людях только хорошее и считаешь, что мир прекрасен. И в результате Джефферсон Коуп совершенно не разбирается в людях.
– Иногда это может быть опасным, – заметил Пуаро.
– Он настаивал, что «случай Бойнтон», как я его называю, является следствием гипертрофированной любви. А о скрытой ненависти, бунте, рабстве и страдании он имел лишь самое туманное представление.
– Это глупо, – снова подал голос Пуаро.
– И все же, – продолжал доктор Жерар, – даже самый тупой из сентиментальных оптимистов не может быть настолько слеп. Думаю, по пути в Петру у мистера Джефферсона Коупа открылись глаза.
И он пересказал свой разговор с американцем утром того дня, когда умерла миссис Бойнтон.