Свидетели Чистилища

Опять потребовалась кровь на анализы. Может, просто всю хотят по капле выжать? Врачиха молчала, мне тоже разговаривать не хотелось; состояние было странным, будто внезапно не осталось сил.

– Держите, выпейте. – Она протянула мне рюмочку с прозрачной жидкостью. Опять химия какая-то. Фиг с ней, уже все равно. На вкус оказалось похоже на сироп от кашля.

За дверью ждал один из давешних конвоиров, доставивших меня накануне от кабинета Оскара до палаты. Через несколько минут я снова оказался в комнате с абажуром, похожим на миску. Господин Босс на этот раз расщедрился – на столе стоял кофейник и две чашки.

– Все хорошо? – поприветствовал он меня.

– Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего. – Я решил не лицемерить. В конце концов, я действительно себя фигово чувствовал. – Бывало и лучше.

Оскар ничего уточнять не стал.

– Сейчас всем непросто, – философски изрек он.

Как же запах кофе навевает воспоминания! Кажется, будто вчера я сидел с родителями в нашем любимом кафе «Сковородовна», они провожали меня в Москву на работу, Жора не соизволил уточнить, что вообще-то имеется в виду Подмосковье… Надо бы спросить, что Боссу удалось разузнать о местонахождении и состоянии Жоры, но я с первого раза запомнил, что в этом кабинете нельзя перебивать даже тишину, потому предпочел пока молчать.

Босс разлил ароматный дымящийся напиток по чашечкам и ни с того ни с сего заявил:

– Современная микробиология очень тесно связана с генетикой. А ген, особенно ген человека, штука весьма сложная и невероятно хрупкая. На него влияет буквально все: магнитное поле Земли, любое рукотворное излучение, хронические болезни, вирусы…

Он рассказывал это таким тоном, словно общался с ребенком, и я сразу вспомнил про свой позор с N-концом. Хотя не соврал ли этот любитель биологии? Хоть убей, не помню такого в школьном курсе, а ведь учился неплохо. Может, это в десятом классе проходят? Ну, то есть проходили…

Оскар с любезной улыбкой подвинул чашечку ко мне:

– Как ты думаешь, что повлияло на флору и фауну в нашем регионе? Почему большинство растений и животных исчезло, а оставшаяся часть изменилась – как минимум в размерах?

– Мутация, – уверенно ответил я.

– Верно. Жесткое излучение и последовавшее за этим заражение почвы и воды повлияло на все живое. Но ведь гигантские борщевики и эти упитанные птички… как вы их называете? Воробышки? Так вот: нынешним борщевикам и воробышкам не по двадцать лет, они не застали Катастрофу и самые «грязные» годы. Они проросли из семян и вылупились из яиц всего-то несколько месяцев назад, когда и общий фон, и вода, и почва – практически все вернулось к норме. Почему же в этом году они снова выросли гигантами?

– Эмм… Наследственность? Ну, то есть мутация, которая передается из поколения в поколение, от родителей детям… ну, росткам и птенцам.

– Браво! Ты не открыл Америку, Кир, хотя я уверен: спроси я о том же у твоих соседей в Могильнике – семеро из десяти слыхом не слыхивали про наследственную мутацию, еще двое уверены, что гигантизм прекрасно вписывается в концепцию Чистилища, и только один, в лучшем случае, вспомнит про гены. – Он задумчиво погладил ручку кофейника тонким пальцем. Отсвет лампы ярко блеснул на лысине. – Однако наряду с такими очевидными, как у местных животных и растений, произошли изменения, которые без микроскопа не разглядеть. Некоторые виды плесени, грибки, бактерии, вирусы – они тоже подверглись воздействию радиации. Тоже мутировали. Понимаешь?

Я помедлил.

– Я помню эпидемии в Барнауле. Ну и по всей стране, наверное. То атипичная пневмония, то птичий грипп, то еще какая-нибудь хрень. Я тогда подростком был, нам море было по колено, а родители боялись заразиться. Причем, стоило закончиться весенней волне эпидемии, они тут же, заранее начинали бояться осеннюю волну, потому что говорили, что к осени вирус мутирует…

– А что говорил тогда твой брат?

– Разное говорил, – уклончиво ответил я. – В зависимости от ситуации.

– Хм… Ну, что ж, суть ты уловил. Бактерии и вирусы действительно меняются под воздействием самых разных причин. Если переносчик заразы был инфицирован где-нибудь в северных широтах, а затем переехал в тропики и передал инфекцию местным, то у тамошних жителей та же самая болезнь станет протекать совсем по-другому. Да что ж так далеко ходить? В любом постоянном коллективе, хоть в подготовительной группе детского садика, хоть в разведроте десантно-штурмового батальона, хоть у офисного планктона, манагеров в опенспейсе нефтяной корпорации – у всех вырабатывался коллективный иммунитет: со временем хвори, которыми в таком коллективе все переболели, повторно уже их не брали. Кто-то простыл, чихнул, раскашлялся – но организмы других уже готовы к борьбе с вирусами этого кого-то. Зато стоит прийти в подобную группу постороннему с ОРЗ – и последствия непредсказуемы. Потому что вирусная инфекция, принесенная посторонним, изменялась где-то в другом месте, при других обстоятельствах и в других условиях.

На меня снизошло озарение: