– Подсадили?.. – Он потер кончик носа. – Да, Кир, ты прав… – Увидел мое движение. – А ну сел быстро! – От его задумчивости и благодушия не осталось следа, глаза льдисто блеснули, и я плюхнулся обратно на стул, впечатленный его тоном, напором и уверенностью в безнаказанности. – Ты что ж думаешь, мне больше заняться нечем, кроме как сделать тебя уродом или в могилу свести? Не разочаровывай меня, разочарованный я груб. Умей делать выводы из услышанного, Кир! Я только что сказал, что при отсутствии патологий вы с братом можете считаться нашим генофондом. Такими харчами не разбрасываются! Вполне возможно, вы – наше будущее. Не ты конкретно, конечно же, но при благоприятном стечении обстоятельств твои дети и внуки заселят… Впрочем, об этом еще рано говорить. – Он шумно втянул носом воздух, медленно выдохнул. – Что касается микроорганизмов, которые были тобой употреблены вместе с «каким-то сиропом»… Скажи, тебе ведь знакомо вот это?
Босс вынул из внутреннего кармана жестяную коробочку из-под монпансье, откинул крышечку. В нос долбанул запах лакрицы – ну да, те самые пастилки.
– Меня такими Мара угощала, – нехотя, все еще злясь, ответил я.
– Знаю. Состав у пастилок и «сиропа» практически идентичен. В основе – местный плесневый грибок, который выводит радионуклиды похлеще «Ферроцина», «Индралина» и прочих протекторов вместе взятых. Мара сказала, будто ты вчера жаловался, что долго прождал ее снаружи, под открытым небом. Надо было тебя почистить и защитить от нового заражения.
– Вы так добры ко всем, о ком вам рассказывает Мара?
– Отнюдь. Только к тем, кто мне нужен.
– А! – Я презрительно скривился. – Я ж не местный! Наверное, очень интересно посмотреть, что произойдет с моим организмом, когда его накачают местным плесневым грибком, да? На тутошних вы уже свое средство испытали, но испытания будут… как это правильно называется?.. не законченными, если средство не проверить еще и на чужаках, чей иммунитет формировался совсем в других условиях – сперва в Барнауле, затем в бункере. Так?
– Не забывайся! – с угрозой в голосе прервал меня Оскар. Но меня уже понесло:
– А те серые – они сами мутировали после Катастрофы? Или это какой-нибудь мутировавший вирус постарался? Или как раз ваши плесневые грибы?
– Какие серые? – озадачился Босс.
– Которые за вашими машинами гнались!
Он вытаращился, побагровел, запыхтел и, наконец, гаркнул в сторону двери:
– Илья!!! Какая б… Кто допустил утечку информации?!
– Эй, ну чего вы так возбудились? Я сам это видел, собственными глазами. Ваш Илья тут совершенно ни при чем.
Илья, успевший появиться на пороге, тут же ретировался. Молчание в кабинете затянулось. Режим тролля как включился – так и выключился, я снова съежился, буквально физически ощущая на себе давление этого человека.
– Ты же очень любишь брата? – внезапно спросил Оскар.
Вопрос явно с подвохом. На что ему сдались мои чувства, какая разница, кого я вообще люблю? Не дождавшись ответа, Босс покивал:
– Ну, иначе и быть не может. Не любил бы – не стал бы с таким упорством искать, привлекая к поискам всех доступных и даже недоступных персонажей. Важнее другое – любит ли тебя брат.
– А вам это зачем?
– От этого зависит, сумеешь ли ты его убедить.
– В чем? – не понял я.
– Завершить работу над препаратом, разумеется, – пожал плечами Босс. – Сироп и пастилки – промежуточный этап. То есть сами по себе они – готовый продукт, но с ограниченным сроком действия. День-другой – и микроорганизмы умирают, пастилки становятся бесполезным лакомством, их в дальнюю дорогу с собой в кармане не возьмешь. Необходимо добиться устойчивости колоний.
– Вы знаете, мне кажется, занятие наукой – это единственное, в чем брата убеждать не нужно. Вам достаточно было только намекнуть – и он сам явился бы к вам, горя желанием совершить какой-нибудь прорыв в исследованиях.
Оскар помолчал, покивал раздумчиво, затем со звоном поставил чашечку на блюдце.
– Возможно, так и было неделю назад. Но теперь все изменилось.
Глава седьмая
Урсула впервые попала в Россию еще студенткой, в середине нулевых. Она собиралась сравнить древнегерманские языческие верования, которые были темой ее бакалаврской работы, с верованиями древнеславянскими. Такое исследование могло бы потянуть на полноценный магистерский проект.
В тусовке историков она познакомилась с русским байкером, который рассказал ей про гуслицкие села. По его словам, там, совсем недалеко от Москвы, сохранились настоящие древние обряды. До сих пор на Ивана Купалу наряжали березы в разноцветные тряпочки, ходили с чудными песнями, как-то по-особому молились. Приехав, Урсула обнаружила старообрядчество, причем необычное. Когда-то польские пушкари помогли Ивану Грозному со взятием Новгорода, и царь наградил их землей к западу от Москвы. Ляхи успели жениться на местных, принять православие, вот только монастырь, вокруг которого они поселились, попал в немилость, землю отняли, и они оказались везде чужими. В Польше их не ждали, а на Руси относились с подозрением, как к бывшим латинянам.