Свидетели Чистилища

– Ох, Кир… – вновь осекся Георгий. – Прости… Прости дурака! Нет, конечно же, я ничего такого не имел в виду! Я действительно ждал, что ты сюда придешь, я действительно буду рад, если ты останешься здесь, со мной, со всеми нами! Ты прав: мы – братья, и мне нужна поддержка родного человека! Всегда была нужна, и ты всегда обеспечивал мне самый надежный тыл. Но согласись: все эти годы – и в детстве, и в Давыдове, и здесь – я был вынужден считаться с твоими потребностями. Любой мой поступок был с оглядкой: а как это отразится на тебе? Пойти с пацанами на дискотеку – а как же Кирюха, его же не пустят в клуб, по возрасту не проходит. Слетать в Германию – а как же мой младший, ему тоже на Европу посмотреть охота. Поехать в Москву по приглашению Оскара – а как же брат, он в Барнауле без меня не пристроится ни в одно приличное место. Вылезти из ядерного бункера в Давыдове – а как же Кир, что с ним будет, если я не вернусь? – Он помолчал, походил по комнате; я неотрывно следил за его перемещениями. – Тебе не двенадцать лет, не двадцать и даже не тридцать, Кир. Ты уже давным-давно можешь сам нести ответственность и за себя, и за свои поступки. Я устал оглядываться. Поэтому давай считать, что отныне мы поменялись местами: теперь уже ты каждое свое решение должен принимать с оглядкой на меня. Исходи из того, что теперь я живу здесь, в этом месте, с этими людьми – и данный факт неизменен. Хочешь заботиться обо мне, помогать, поддерживать, просто быть рядом – принимай решение и оставайся. Хочешь жить привычной жизнью в Могильнике, чистить клетки и получать за это еду – принимай решение и возвращайся туда. Но не смей больше шантажировать меня братскими чувствами! Не вынуждай меня снова считаться с твоими потребностями и поступать не так, как я считаю нужным, а так, как этого хочется тебе.

Так вот на что намекал Оскар! Вот что он имел в виду, когда задавался вопросом, любит ли меня брат.

Но разве любовь – исключительно в самоотречении? Если Жора всерьез считает, что постоянно вынужден чем-то жертвовать ради меня, то на фига мне эта его жертвенность? Разве суть не в том, чтобы просто быть семьей, без каких-либо условий? А коли так – что держит меня в Могильнике? От чего я отрекусь, если останусь здесь, с братом? От драного одеяла в спальной нише? От супчика из вешенок?

Мара? Мара, если разобраться, и вовсе не привязана к Могильникам, она и так постоянно шастает в монастырь; будем видеться с нею, может быть, даже чаще, чем в эти три дня.

– Знаешь, я не верю, что Оскар остановится. У него есть еще один способ заполучить тебя, – медленно проговорил я. – Он может забрать тебя отсюда силой, запереть в лаборатории и заставить заниматься исследованиями против воли. Но когда он придет сюда, чтобы проделать это, я буду с тобою рядом. И тогда он будет вынужден сперва иметь дело со мной.

Брат порывисто шагнул, наклонился ко мне, все еще сидящему на стуле, и неловко, но крепко обнял. По моей щеке потекло что-то теплое и соленое. Интересно, это Жоркины слезы или мои?

Глава десятая

Мара не могла найти себе места. Слишком много впечатлений, слишком много эмоций. Час назад, сразу после взрыва, она заставила себя пойти к Елене Викторовне. Даже не потому, что так распорядился Босс, а чтобы занять себя чем-то знакомым и спокойным. «Женская половина» для этих целей подходила как нельзя лучше.

Она традиционно помогла обработать поверхности дезинфицирующим средством и перепеленать младенцев – их в детском отделении было целых два! Затем поиграла в вышибалы с детьми постарше. Этот час дал ей забыть кошмар, случившийся на Л-3. Взрыв отошел на третий план, и если бы не запах гари, тянущийся из наскоро прикрытых ветошью отдушин, она бы и вовсе забыла о теракте. Но мысли при этом постоянно крутились возле Кира. Вот ведь несносный увалень! Ну как с ним общаться?

Самое отвратительное, что она явно наговорила лишнего. И сказано-то это было не для Кира, а для Оскара – чтобы поскорее отстал. Но вышло совсем фигово: теперь ее точно, точно спарят с каким-нибудь солдафоном, чьи анализы более или менее сгодятся для оплодотворения, и через какое-то время в доме малютки будут пеленать еще одного младенца. И испытывать на нем грудное молоко с добавкой каких-нибудь микроорганизмов, входящих в состав пастилок со вкусом лакрицы. Мару передернуло – ну как так?! Отстаивала свою девичью гордость, а в итоге добилась полной потери самоуважения. И симпатии со стороны Кира. И будущего малыша может потерять, потому что его заберут на опыты!