Свидетели эпохи

Зачем ему столько тайников, не знал даже сам Артур. Впрочем, тайники, которые были сконструированы по всему дому, достались ему от тех, кто проектировал этот особняк. Сама молодая графиня Снегирева часто пользовалась ими и, очевидно, каким-то образом смогла передать эту одержимость своему сыну. Всю жизнь окруженный чужими людьми, он привык не показывать свои чувства и реальные способности. Даже своей няне, старой немке, он доверял далеко не всё. Его учителя, восхищавшиеся умом и талантами молодого фон Эссена, знали далеко не все его возможности. Со своим наставником, покойным Александром Ивановичем фон Гогеном, который обучал его инженерии и вдохновлял на великие сооружения, он был сдержан и понимал гораздо больше, чем предполагал преподаватель. Работая над своим шедевром, он чаще всего предпочитал ночное время суток, а день посвящал барышням и недалеким друзьям. Его успех в картах и в самом деле не был жульничеством. Благодаря своему неординарному уму он всегда с поразительной точностью мог определить, какие карты в игре, а в просчетах ему не приходилось ошибаться еще никогда. Но все его способности были известны лишь ему одному. Нельзя было сказать, что он недооценивал себя, но он любил удивлять. А что может быть удивительнее, чем появившаяся в Петербурге башня, не уступающая по красоте Эйфелевой и названная именем Артура фон Эссена, самого молодого и талантливого инженера современности, который в свои 24 года обессмертил свое имя в вечном строении, ставшем символом новой эпохи? Но пока все, что знали об Артуре его друзья, было выдумано им же самим, оно было завернуто в красивую обертку и подано с фанфарами. Все эти любовные похождения с дочерями самых знатных особ столицы нагоняли тоску. Он устал смотреть в их пустые лица. Иногда в нем самом просыпалось желание и, быть может, чувство влюбленности, но у всего этого был один и тот же вкус, один и тот же конец.

Склонившись над своим секретом в паркете, он посмотрел на то, что могло так неожиданно привлечь пса. Женский платок, тугая пачка купюр, латунная шкатулка с драгоценностями матери и медальон с ее фотографией – то, что досталось ему от графини Снегиревой, и все это смогло поместиться в небольшое углубление в полу. Но вот что-то зашевелилось, пес залаял, и из-за белого платка показался серый мышонок.

– Вот так да! Милорд, смотри, кто у нас тут. Ну, здравствуй!

Пес игриво припал на передние лапы, поднял уши и принялся завывать.

В комнату постучались. Артур спешно закрыл свой тайник, установив паркетную доску на место.

– Да?

Из-за двери послышался голос управляющего:

– Все готово к вашему отъезду, ваша светлость.

– Да, сию минуту, – крикнул Артур, поднявшись с колен и отряхнув брюки. Через минуту он вышел и свистнул Милорду, собака последовала за ним, снова оставив тонкие царапины на паркете.

Решение «клуба» устроить встречу у Белогорского не показалось Артуру подозрительным. Он не очень интересовался своими друзьями, и причины их поведения мало его волновали. Приехав по адресу на Садовую намного раньше назначенного, он все равно прибыл последним. Ралль заметил его из окна, когда тот только подъехал к парадной, и воодушевленно сообщил о долгожданном госте. Когда фон Эссен появился, все сухо поздравили его с приездом отца, а после интересовались, как продвигаются дела в обхождении молодых барышень. У Артура уже была заготовлена отличная фразочка на этот счет, но стоило ему открыть рот, как заговорил Белогорский.

– Господь с вами, фон Эссен, неужели вы все еще разыгрываете перед нами это затянувшееся амплуа сердцееда? Будет вам, Артур Францевич.

– И правда, когда вы планируете остепениться? Неужели вы допускаете, что до конца жизни будете играть образ женского обольстителя? – задался вопросом Ралль. – Сейчас мы все молоды и красивы, но очень скоро года станут играть против нас, на лице появятся морщины, глаза помутнеют, а волосы станут седыми. Что тогда? Чьи сердца вы тогда намереваетесь покорять?

– Господа, неужели вы считаете, что меня это каким-то образом заботит? – Артур подошел к столу и сел напротив Белогорского.

Золотницкий и Ралль переглянулись: его даже и приглашать не нужно было, он сам прыгнул в капкан.

– Когда-нибудь и ваше сердце кто-нибудь осмелится попробовать на вкус, – сказал Белогорский.

Ралль передал Артуру бокал шампанского и предложил весьма неожиданный тост:

– Предлагаю выпить за будущую баронессу фон Эссен!

– Уверяю вас, господа, такая женщина родится только после моей смерти… – произнес Артур.

Несмотря на это высказывание, звон бокалов состоялся, и даже Белогорский обмочил усы.

– Вы знаете, – начал Белогорский, усаживаясь поудобнее, – я не люблю юмор и, если честно, не понимаю шутовских высказываний относительно дам, и не просто дам, а высокопоставленных особ, о которых вам, мой дорогой барон, следовало бы говорить шепотом, а не зачитывать вслух их письма.

Белогорский дотянулся до свежей нераспечатанной колоды карт и глазами спросил фон Эссена, не желает ли тот партию. Артур кивнул и повернулся всем телом к столу.