Свидетельство

Первые лучи солнца врасплох застали сошедший с ума кустарник. Кусты-насильники, кусты-людоеды, ослепленные рассветом, ослабили свою мертвую хватку и выпустили людей. С победным криком шестнадцать братьев бросились на заросли. Они крушили врагов, разрубая корни и ветви. Их пилы, словно долгожданные мстители, вгрызались в ненасытное кустистое чрево. Огнем выжигали они мерзкого зеленого каннибала. Спасшиеся, а таких оказалось все-таки большинство, с тоской и ужасом глядели на поле боя. Они не могли поверить, что еще недавно здесь было место их необузданных утех и отвратительных прелюбодеяний.

С тех пор братья стали городскими героями и получили почетное право пожизненно бороться с зеленым чудовищем. А жители города поклялись торжественной клятвой никогда более не выходить ночью голыми из своих домов. С отвращением и брезгливостью вспоминали они уже на следующий день, как охватила их похоть. Даже одно только упоминание об этом вызывало у них страдание и душевную боль…

Но, впрочем, вскоре им уже удалось все забыть. Шестнадцать же братьев, поделив город на равные участки, каждый год в месяц элюль выходили теперь с пилами в городские сады продолжать дело своего героического отца.

Так косильщик закончил свой рассказ. Я был потрясен. Ничего подобного в своей жизни я никогда не слышал. Я даже не мог предположить, что в этом городе происходили столь ужасные события. Почему же никто не рассказывал мне об этом? Косильщик, как бы услышав мой невысказанный вопрос, тут же напомнил, что для жителей города эти воспоминания чрезвычайно болезненны. Они не делают им чести, а потому они, конечно же, сумели их навсегда забыть.

После всего сказанного даже лицо косильщика, видевшееся мне поначалу столь свирепым, приобрело, казалось, некие благородные, мужественные черты. Безусловно, я вообще склонен к преувеличениям. Например, рот его, ранее напоминавший мне бездонную щель, оказалось, мог расходиться в приятной, почти добродушной улыбке. Даже прежнее мое отношение к его фигуре теперь показалось мне предвзятым. Он скорее походил на большого грубовато-милого толстяка, чем на гиганта-злодея. Только глаза его почти не изменились. Я не мог отделаться от впечатления, что они так же пусты и внимательны, как и тогда, когда смотрели на меня сквозь пыльное окно. Впрочем, я столь мнителен, что, отдавшись собственным богатым фантазиям, смог бы, пожалуй, и невинного отрока принять за зловещего Франкенштейна.

– Кстати, – неожиданно продолжил косильщик, и голос его изменился, – ужасная травма, полученная тогда, сказалась даже на наших детях. Мы до сих пор не можем смириться с тем, как вели себя люди, когда погибала наша мать. Мы поминаем ее каждый год. – Он покосился на меня и замолчал.

Наступила пауза. Она затягивалась. Молчание становилось слишком неловким. Я не знал, как мне прервать его. «Да, – глупо поддакнул я, чтобы сказать хоть что-нибудь, – непросто пережить такое…» Он внимательно посмотрел на меня своими маленькими круглыми глазами и усмехнулся: «Приходите в Читальный зал… Они были в первом ряду».

Я не понял, что он имел в виду, фраза показалась мне абракадаброй. Но мне стало неуютно от этой усмешки. Хотя я тут же отогнал от себя неприятное чувство. Я еще раз взглянул на его татуировку. Поймав мой взгляд, он вновь усмехнулся и объяснил: «Это чтобы не забывать! В элюле падают листья».

Вдруг косильщик встал, еще раз извинился за свой нежданный визит и, сославшись на неотложность работы, неуклюже раскланялся и стремительно покинул мой дом. Я проводил его до дверей.

Долгое время еще не мог прийти я в себя, ошеломленный его рассказом. Я подошел к окну. Там, в городском саду, трудился мужественнейший человек, который, рискуя вместе с братьями жизнью, хотел спасти от ужасной смерти население города. Мне захотелось распахнуть наконец это окно, высунуться так, чтобы волна свежего воздуха вошла в мою комнату, вдохнуть полной грудью и крикнуть этому человеку, что я восхищен его смелостью и благородством.

Но когда я уже намеревался освободить скрипучие деревянные рамы и в порыве восторга раскрыть окно, что-то остановило меня в последний момент. Это что-то не было даже мыслью, это скорее походило на некое неясное ощущение. Я и сам не смог бы себе объяснить, что именно я почувствовал. Не знаю, почему я тогда не раскрыл окно, а вместо этого вновь прильнул глазами к узкой щели. То, что я увидел, показалось мне очень странным. Косильщик стоял напротив окна и пристально смотрел на меня сквозь пыльное стекло. Мне показалось, что на лице его вновь играет усмешка. В смятении отпрянул я от окна… Зачем вообще он рассказал мне все это?