С этой мелодии для нас, ещё мальчишек, начинался Поль Мориа. Она была обожаема нами. Когда, много лет спустя, я услышал её, воспроизводимую автомобильным сигналом, то удивился, а точнее, восхитился, эстетическим вкусам автопромовцев (увы, не наших). А сегодня, да простит меня маэстро, эта мелодия стала для меня ненавистной.
Ложусь я спать, по моим меркам, не шибко рано — часу во втором ночи. И каждую ночь повторяется одно и то же: лишь начинаю впадать в забытьё — словно ушат холодной воды выльют на меня — под окнами раздаются звуки этой мелодии. Кто-то, не выходя из кабины, таким образом приглашает подругу на свидание. Серенада, в её азиатской интерпретации.
Нарушенный сон не скоро увлечёт вновь в свои объятия. Так что, чуток позже, меня приучастят ещё, помимо музыкальной, то ли к театральной, то ли к языковой культуре.
– Серёга! – заголосит вдруг в темноте, как в джунглях Уругвая, кто-то.
На самом верхнем балконе расположенной напротив девятиэтажки хлопнет дверь; свесившись через перила, Серега отзовётся так же зычно:
– Чё ты там?
– Кантуй сюда. Такой прикол расскажу, – орёт тот, что под моим окном.
– Да не-е, у меня родаки дома, – словно бы несколько угасает тот, что на девятом этаже. – Я в осадок ушёл.
И завяжется на этой дистанции продолжительная беседа, к тому же с постоянной, после каждой реплики, ещё более зычноголосой вставкой: «Не понял, чё ты сказал». И послышится, вдобавок, в темноте ещё знакомое журчанье. Но это, правда, уже негромко, и даже действует убаюкивающе.
А на рассвете тот, что выманивал свою подругу Полем Мориа, доставит её к нашему подъезду. Сигналить, он, видно, считает, ни к чему, но в его кабине – на полную мощность, так, что стёкла в моих окнах дребезжат, – музыка.
газета «Истоки»,
май 1997 г.
ПОЛЕЗНЫЙ ЗАКОН
Помню, ещё мальцом слышал пародию на популярную грузинскую песню «Сулико». Начиналась она словами: «Я могилу тёще копал». Придумают тоже. Хохлы, так эти относятся пристрастно к свекрови. «Чужа хата такая, як свекруха лыхая». А вот у меня, например, о тёще всякие, но и добрые воспоминания.
Так, после смерти её, родимой, обнаружили мы с супружницей моей благоверной в старом комоде сберкнижку. Как научил нас нотариус, принадлежала она теперь дочери, то бишь и мне, в какой-то неофициальной части. Значилось в сберкнижке без малого три тысячи рублей — не то чтоб состояние, однако, по стандартам застойного времени, заначка приличная. Так что мы, как и многие россияне, ждали, когда же начнутся выплаты. И вот свершилось! Сообщение в газете: приступают к выплате вкладов тем, кто родился в 1922 году и раньше, а также, чёрным по белому, их наследникам. Мы было ломанулись в сберкассу, но, перед тем, как хвататься за сумку для привалившего счастья, решила моя драгоценная позвонить в сберкассу: что надобно иметь при себе для получения денег? «Документы, – отвечают, – удостоверяющие вашу личность как наследницы и ваш возраст». – «А возраст-то мой зачем?» – «Как зачем? – «Наследники вкладчицы тоже должны быть не моложе 1922 года рождения. Вы с какого?» – «С 1955». – «Э-э-э, вам, миленькая, не положено. Позднёхонько родила вас мать. Так что только ей можем выплатить». – «Да умерла она у нас». – «Жаль, что умерла. Соболезнуем, но денег пока не дадим». – «Ждать-то долго?» – «А посчитайте сами. Сегодня мы выдаём вклады 77-летним и старше. Вам когда 77 стукнет?» – «Никогда мне столько не стукнет. По статистике, средняя продолжительность жизни в нашей стране 63 года».
Вот так, облом случился с нашими надеждами. Раскатали губу! И всё-таки, в этот раз надобно поблагодарить тех, кто руководит нашей жизнью: придуманный ими закон о выплате сбережений, канувших при перестройке, не столь, как иногда случается, зловреден. Он рассчитан в основном на покойников и на шутников, кем мы всё больше становимся, пока ещё не упокоившиеся. А смех, как известно, очень полезен для здоровья.
«Литературная газета»,
1999 г.
СВОБОДА ОТ СОВЕСТИ
Я долго размышлял, прежде чем сесть перед чистым листком бумаги. Пытался разобраться в себе, во многом сомневаясь. И вот решился вверить свою судьбу в руки госпожи, которую мы громко именуем свободой слова, и готов выслушать противоположные мнения, призывая, однако, к взвешенной дискуссии и отказу от словоблудия, от набившей оскомину пропагандистской казуистики.
Я уверен, это не просто серьёзный, но принципиальный вопрос, и, коль уж вышесказанным принёс извинения за возможную нетрадиционность этой трактовки, то начну разговор (чуть было не сказал: помолясь), но не для того, чтобы внести смуту в сознание моего читателя, а всего лишь с целью призвать: опомнитесь! побойтесь... бога!