Свобода от совести

Это слова одной из песенок приспевшего времени. Но не новую дорогу, а развернули мы тогда салазки вспять, чтобы снова начать от той поры загнивающего капитализма. Думали, вернуть жестоко порушенное прошлое: нравы, обычаи, устремления, лежащие основой экономических отношений. Что смогли вернуть? – тема совсем другого разговора, но самым неукоснительным было то, что восстала церковь. И вспомнился мне тогда тот броский заголовок мой «Нет, не воскреснет!» И тихо, без возмущений вспомнил я вековечную мудрость: пути господни неисповедимы.

Бывший секретарь парторганизации, лишь вчера всячески третировавший верующих, вдруг стал муллой. Глава государства, недавний атеист, сияет любезной улыбкой на одной тусовке с сивогривым церковным патриархом. Мэр московский Лужков — попробуй, назови его полгода назад помазанником божьим, только стой подальше –  смяв свою пресловутую кепчонку, в подобострастном поклоне лобзает руку владыке.

Не всякий атеист — коммунист, но любой коммунист — атеист. Так было. Только вот жизнь перечеркнула всё. Впрочем, то, что многие коммунисты переродились, – неудивительно. Хамелеон — явление природное. Удав лежит на ветке платана, и не отличишь его от толстого сучка.

Как поминальное, запела молодёжь  вослед отошедшей в мир иной коммунистической идее:

Запылила дорога степная,

Чёрный гроб на носилках несут.

Лысый поп пот с лица утирает,

А монашки ему подпевают:

Он ушел, слава тебе, господи!

Крутой поворот, центробежные силы на вираже явили в жизнь один из основных законов рыночной экономики: выживает сильный.

Новый поворот, и мотор ревёт!

Исполнителю этой песенки Ельцин, чьи предки выкорчевали царскую семью и корчевали сколько могли священнослужителей, чуть поздней вручил медальку. На полусогнутых, облачившись в непривычный лапсердак с лацканом, на который можно приколоть любой знак, ковылял тот для получения наградки. А ему: «Молодец! Предвосхитил перемены!»

Но разруха-то уже ввергла в бедствие миллионы людей, отвыкших от жестоких правил игры. Рядом зацвело благополучие немногих — сильных. Большинство же, кто знал про голод только понаслышке, из рассказов дедов, испытали его на себе. Но церковь, закалённая в условиях не принявшего её коммунистического тоталитаризма, оказалась в числе сильных. И начали на фоне разрухи и хаоса в стране расти купола храмов, минаретов мечетей, как грибы после благодатного дождя. В центре многострадальной России, как птица феникс, стал возрождаться Храм Христа Спасителя – словно иллюстрация к обычной нашей картине: строим, разрушаем, опять строим и опять начинай сначала. Как движение той слепой лошади при старой мельнице, без устали, уж и не погоняемая, бредущей вокруг столба, с которым вращается по-над беднягой, как колесо истории, жёрнов. В строительство этого пресловутого храма, как в прорву, потекли миллиарды рублей, будь то спонсорских или обретённых иным путём, но всё равно народных денег, на которые призреть бы миллионы обездоленных людей.

Многие храмы и самый главный, тот, что Спасителю, – красота неописуемая. Потомки когда-нибудь будут им любоваться, как любовались мы в бытность, имея кусок хлеба на столе, Василием Блаженным, памятниками Петербурга, забыв при этом, что закладывалась вся эта красота, как водится в нашей стране, на крови, поте, на костях тысяч людей, которых сгоняли на строительство самодержцы, сгоняли при вековечной, традиционно обычной разрухе, голоде.

С одной стороны, если посмотреть на восставшее из изгнания  прошлое, есть аргумент, словно оправдывающий это, мягко говоря, ретро: весь цивилизованный мир — при религиях. Но, во-первых, цивилизованный мир никогда не отвергал этот величайший институт общественной организации. Во всём мире и сегодня ещё встречаются короли, шахи, принцы и принцессы, о которых наше советское поколение знало только из старинных сказок. Но только мы нашего монарха, отрёкшегося по принуждению, надеявшегося на милость тогдашних новых русских, на заре века хладнокровно, во имя новой эры, новой веры, жестоко убив, даже не похоронили, а сбросили в шахту в глухомани. И сегодня вдруг начали откапывать его косточки  и делить промеж собой в надежде обрести славу. А у англичан королева здравствует и по сю пору, практически уже не играя никакой роли в управлении государством. Это просто символ, добрая память о старине. Жива и неприкосновенна в цивилизованном мире религия; так, американский президент приносит присягу на Библии. Но Библия и религия там, я уверен, для большинства — антиквариат, почитаемый, ценимый, символизирующий приверженность добру, жизни в её бесконечном развитии. Главным божеством там издавна стал десятилетиями бранимый нами жёлтый дьявол — капитал, оказалось, не только денежный, но и нравственный, принёсший, вопреки прогнозам наших бормотологов при власти, расцвет и благообилие. Мы же ни при христианстве, ни при КПСС и на пушечный выстрел не приблизились к тому уровню.