Свободен

— Понятия не имею, — послушно разворачивается Танков, когда я начинаю и с него смахивать песок. — Я вышел из машины раньше. Куда они потом поехали с Захаром мне неведомо. Но, зная своего друга, могу предположить, что раньше утра она вряд ли от него выползла, — оглядывается он через плечо и тут же получает ладошкой по упругой деловой жопоньке. Исключительно в целях чистоты, конечно.

— Ай-яй-яй, Лана Валерьевна! — укоризненно качает он головой.

— Терпите, Артём Сергеевич! — напоследок с душой шлёпаю я, давая понять, что операция «Чистая попка» закончена. — А она знает, что ты это знаешь? Про неё с отцом? Про Захара?

«Захар, Захар», — снова тщетно пытаюсь вспомнить, где же с его другом могла познакомиться я, но мысли об аппетитной заднице, только что побывавшей у меня в руках, глушат эти слабые и ненужные импульсы мозга.

— Да мне как-то, — морщится он брезгливо, поднимая пиджак, свалившийся с моих плеч да так и лежавший всё это время на песке. — Елизаров знает, что я в курсе. А эта… — выразительно встряхивает он верхнюю часть своего костюма. — Мне нет до неё никакого дела.

Сев на ступеньку рядом, где он надевает туфли, а я убираю песок из своих босоножек, и сильно подозреваю, что Светочка и не догадывается, что он в курсе. Поэтому и был у неё такой шок, когда она узнала, что Танков сын Елизарова. А если она ещё и с его другом «того», то зря я сразу потянула повешенный ярлычок на себя. Тут случай, когда почётное звание «шлюха» получено заслуженно и является призванием. Я с таким успехом и рядом никогда не стояла.

— Скажи, а здесь есть где-нибудь туалет? — поднимаю я оставленный на ступеньках букет.

— Да, конечно. Везде, — оглядывается по сторонам Тёмушка и показывает. — Кажется, там.

Практически за руку доводит до скромной двери, которую я сама за аркой, увитой каким-то диким плющом, никогда бы не нашла.

И вот под этим плющом я и останавливаюсь на обратном пути, потому что Тот, Которого Я Уже Не Представляю Не Рядом с Собой говорит по телефону.

— Нет, я не приеду… Сегодня вечером точно нет… Занят… Какая разница, чем я занят?.. Нет, тебя это не касается… Просто не жди меня, я же сказал… Всё, ладно. Давай, пока! Я не могу говорить.

«Не жди меня? Занят? Я же сказал? — хлопаю я глазами. — Ох, чувствую, трудно мне с тобой будет, Рыженький мой».

Прямо Пещера Алладина, а не мужик. Столько загадок и тайн, что пока выстоишь очередь из сорока разбойников за сокровищами, все заклинания забудешь. Чи откройся, Сим-Сим. Чи закройся. Чи Галына. Чи Полына. Чипполина моя, бородатая.

До гостиницы идём молча. Не потому, что не о чем говорить, а потому, что я не могу спросить про телефонный разговор, что подслушала, а кроме него, ничего теперь не идёт на ум. И хотя есть подозрение: Хитрая Борода знает, что я всё слышала, но ведь тоже коварно молчит, пока я пытаюсь найти хоть какое-то логическое объяснение его поведению.

Такое стойкое чувство, что он говорил с женой или с женщиной близкой, но настолько ему наскучившей, что он не удосуживается даже что-то объяснять. Бывшая, что увязалась за ним на Хайнань? Навязчивая поклонница? Или какая- нибудь местная, что тут сохнет по нему? Прознала, что он прилетел и… заманивает теперь, названивает.

И хоть с ним хорошо и молчать, этот Милый Друг, прервав затянувшую паузу, пытается что-то рассказывать. А я — сильно не хромать. Всё же новые туфли на влажную кожу, да щедро сдобренные песком — смерть ногам. Но я ещё недолго терплю, а потом останавливаюсь.

— Подожди, — жалею я свои несчастные конечности где-то посреди рассказа о финале конкурса «Мисс Мира», что проходит на Хайнане уже седьмой раз. Слегка выдернув ступню из туфли, с досадой разглядываю свежую мозоль.

— И ты молчишь? — присвистывает Танков.

— У меня есть с собой лейкопластырь. Сейчас, — лезу я в сумку.

— У тебя есть с собой я, — не давая опомниться, поднимает он меня на руки.

— Спасибо! — хватаюсь я за него как за спасательный круг.

А что мне ещё остаётся? Только обнять его за шею. И, пожалуй, я останусь здесь жить. Вот на этом могучем плече. Совью себе гнёздышко где-нибудь между кадыком и ключицей (в бороде) и повешу табличку «Посторонним В».

— Не за что. Два года хожу в спортзал. Наконец, пригодилось, — улыбается моё Лохматое Гнёздо.

И мужественно несёт меня до гостиницы.

И не спрашивает на какой этаж нажимать, даже в шутку.

Ставит на пол возле двери моего номера. И хотя вижу, что устал, но мне так эгоистично не хочется покидать его сильные руки.

«Чёрт! Надо, Лана, надо!»

— У меня к тебе большая просьба, — подпирает он плечом стену, пока я роюсь в сумке в поисках ключа. — В любой непонятной ситуации, пожалуйста, звони мне. Хорошо?

— Хорошо, — киваю я и достаю телефон, словно проверяю полученные сообщения, тут же полетевшие, учуяв бесплатный вай-фай.

И, не ожидая подвоха, Мой Заботливый удивлённо дёргается, когда в его кармане хриплым басом взрывается саксофон. Что-то пронзительное. Джазовое. Чувственное, сильное, редкое, глубокое.