Свободен

— Она даже имя твоей мамы не назвала. И знаешь, — качаю я головой, — по- моему у вас это семейное. Чего ещё мне ждать, Артём Сергеевич? Сёстры, братья? Двоюродные, сводные? Может, Елизаров с женой? Или твоя бывшая невеста?

— Вот поэтому я и не хотел, чтобы она приезжала, — вздохнув, берёт он меня за руку. — И злился потому, что я попросил её не приезжать, объяснил, что я буду занят, но она сделала всё по-своему, а я ещё плохой, что не нахожу для неё время. И я её очень люблю. Она необыкновенная. Но её порой… слишком много.

— Как любой мамы взрослого ребёнка. Мне кажется, она просто скучает, Тём. Ты много работаешь, вы редко видитесь.

— Наверно, ты права, — виновато склоняет он голову. — И очень надеюсь, что вы подружитесь. С ней очень интересно, она так много всего знает.

— Уверена, любознательность это в тебе от неё, — непроизвольно замечаю я, что у него и в мыслях нет, что наши отношения временные и незначительные.

Но точно знаю, что бы этот Неугомонный сейчас ни предложил, я выберу: спать. После бессонной ночи, откисаний в термальной воде и сытного обеда — это единственное, чего я хочу: лечь и спать.

— Ты не проспишь свой массаж? — слышу я сквозь сон его шёпот.

— К чёрту это лечебный массаж, — и не пытаюсь я открывать глаза. — Я здорова.

— Могу предложить альтернативу, — улыбается он.

— Это же то, о чём я подумала?

— Угу, — скользит его борода по моей шее к плечу, а потом возвращается к губам.

— А можешь не будить?

— Я постараюсь.

— Тогда, будешь уходить, захлопни дверь, — открываю я один глаз. Но только для того, чтобы снова его закрыть и выгнуться ему навстречу.

А потом во всю силу ощутить могущество его неукротимого желания. Жар его сумасшедших объятий. И дрожь его сильного тела, мощной разрядкой закончившего этот красивый и яркий танец на двоих.

— Массаж был чудесен, — натягиваю я одеяло повыше.

— Деньги можешь оставить на тумбочке, — встаёт он, чтобы принести наш давно остывший кофе и пакет с пирожными.

— И что, даже не познакомимся? — откровенно разглядываю я его во всей красе. А потом заставляю остановиться возгласом: — Погоди, погоди! Я же, кажется, тебя уже где-то видела. Хм… — задумчиво потираю я подбородок.

— Точно? — хмурится он. И, если не озабочен, то явно удивлён.

— Ну, конечно! — словно осеняет меня. — Это же ты стоишь во Флоренции на площади Сеньории? Такой кучерявенький, хорошенький, мускулистый? — обрадовано оживляюсь, а потом раздосадовано выдыхаю. — А, нет. Это же Давид Микеланджело.

— Уверена? — улыбается он.

— Увы, там точно Давид. Но в Ватикане, перекинув плащ через плечо? — останавливаю я его, было сделавшего шаг к кровати. Снова оживляюсь… И снова сникаю, когда он замирает. — Нет, там, мать его, Аполлон. Этот… Бельведерский.

— Смотри внимательней, — поднимает он руки с кофе и кульком. И медленно переступает, поворачиваясь.

— Узнала! Узнала! — хлопаю я в ладоши, когда он завершает круг. — Со спины. Ты стоишь в музее Милана, опираясь на палицу и скучающе взираешь на посетителей. Зевс?!

— Не Милана, а Неаполя, — ставит он на кровать кофе, пакет с «плюшками» и забирается сам. — И не Зевс, а Геракл, вернее Геркулес.

— А ты откуда знаешь? — пришла моя очередь недоумевать.

— Я не знаю зачем это тебе, любознательная моя, но я видел все страницы, что ты просматривала в браузере на работе, а потом забывала почистить кэш, — хитро улыбается он, разрывая бумажный пакет и вдыхая запах выпечки.

— А, точно, — разочаровано опускаю я плечи. — Я тебя вспомнила. Ты же тот чувак в костюме из стеклянного кабинета, который каждое утро стоит у окна, взирая на бегущих на работу подчинённых. Артём Сергеич, так, кажется?

— Танкова, — укоризненно качает он головой. Бросает пирожные и тянет меня к себе. — Как я тебя люблю!

И мы пьём холодный кофе. Засыпаем постель крошками. Страхиваем крошки на пол. Смеёмся. Боремся. Целуемся. И снова пьём кофе.

А потом он вдруг спрашивает:

— Скажи, с ним было лучше, чем со мной?

— Тём, — давлюсь я от неожиданности и отставляю стакан. — К чему вдруг такие вопросы?

— Ты звала его. Во сне.

— О, господи! — откашливаюсь я. Хотя, кажется, понимаю в чём дело. — Я просто увидела тебя с женщиной, уж прости, «постарше», — показываю я пальцами кавычки, — и как ты нервно оглядывался и жёстко с ней говорил, и вдруг снова почувствовала себя любовницей. Вне закона. Неправильной. Лишней. Плохой. Прости, но в тот момент я хотела сбежать.

— Иди сюда, — прижимает он меня к себе. — Как ты могла такое подумать?

— Легко, Тём! Не знала, что говорю во сне. Он мне даже не снился.

— Я соврал.

— Зачем? — поднимаю я на него глаза.

— Не знаю, — качает он головой. — Наверное, что-то почувствовал в твоём взгляде. Увидел: ты всё ещё думаешь о нём.

— А ещё говорил: отпусти прошлое. Бла. Бла. Бла. А сам, — отстраняюсь я. — Никогда не ври мне. Слышишь? Даже по мелочам.

— Слышу, — покаянно склоняет он голову, а потом поднимает на меня глаза. — Обещаю: никогда.