Свободная. Знакомство, свидания, секс и новая жизнь после развода

Он понуро молчит, и затаив дыхание я с грустью понимаю, что это значит.

* * *

В город мы возвращаемся вечером, как и было запланировано. Я жмусь с Джорджией на заднем сиденье, не в силах перенести физическую близость с Майклом. Он врет детям: на этой неделе у него встречи на севере штата, поэтому он закинет нас и сразу же вернется обратно. Дети недоумевают: что это за деловые встречи на севере? Он придумывает какую-то отговорку и, когда мы приезжаем домой, собирает небольшой чемодан. За окном — холодная февральская ночь, но в нашем новом красивом доме тепло и уютно, и я разговариваю с детьми перед камином, когда он заходит попрощаться. Один только вид моего партнера, который после двадцати семи лет отношений выкатывает чемодан из нашего дома и из нашей семьи, вызывает у меня презрение и жалость и надрывает сердце. Я наблюдаю за одним из самых печальных моментов в своей жизни, который символизирует наши неудачи — как отдельных личностей, так и пары — и конец моей мечты о любящей, стабильной нуклеарной семье. Как ему удалось втиснуть все необходимое в черный чемодан для ручной клади? Наш дом с четырьмя спальнями набит семейными фотографиями, книгами и произведениями искусства, приобретенными в течение многих лет на школьных аукционах и в винтажных лавках, маленькими скульптурами Будд, которые мы купили двадцать пять лет назад в Таиланде, фигурками лам из поездки в Перу, фарфором его бабушки и серебром моих бабушки и дедушки. Как Майкл затолкал всю эту жизнь в мини-чемодан?

Бабушка лишилась матери в раннем детстве, отец бросил маму, когда ей не было и нескольких лет, а мой отец умер, когда я еще не пошла в детский сад. Но я всегда была уверена, что мне удастся снять это проклятие с нашей семьи. Сейчас я скорблю об утрате не только для себя лично, но и для семейной истории, которую мне так и не удалось переписать. Почему я столь искренне повелась на это сказочное «и жили они долго и счастливо», когда у меня практически не было этому доказательств, кроме слезливых программ по телевизору? Почему мне никогда не приходило в голову, что мой брак может распасться, если не буду постоянно удерживать ногу на педали? Я считала себя слишком неуязвимой для того, чтобы пополнить статистику разводов, и выше такой банальной вещи, как измена. Что я вообще знала об этой жизни, если заблуждалась даже в понимании ее основных элементов? Я представляла себя башней «Дженга»: отношения с Майклом в самом основании и все остальные деревянные детали балансируют на них — моя семья, мои прошлое и будущее, мое чувство собственного достоинства. Как мне сейчас не развалиться по частям?

Муж целует детей на прощание, дверь за ним захлопывается. Я изо всех сил держу себя в руках, чтобы они ничего не заподозрили. Мне еще предстоит придумать объяснение, а пока надо пережить первую ночь без него.

Следующие дни провожу в ступоре: собираю детей в школу, а затем тону в слезах. Я плачу и с друзьями, и в одиночестве, а когда старшие возвращаются из школы, плачу под душем или в кухне, пытаясь приготовить что-нибудь для них. Дважды в день капаю на язык масло КБД, которое прислала Эрика, чтобы помочь мне успокоиться. Джессика находит для меня психотерапевта и срочно записывает на прием. Его лицо кривится от боли, когда я выплескиваю на него свою историю, и от этого я плачу только сильнее. После двух сессий осознаю, что психотерапевт не в состоянии помочь мне составить план, как жить дальше, и перестаю к нему ходить. Я чувствую себя настолько потерянной, что, кажется, нуждаюсь в картографе, а не враче.

К вечеру вторника дети меня раскусывают. После того как я укладываю Джорджию, Дейзи и Хадсон объединяются и берут меня штурмом. Поразительное стремление докопаться до истины.

— Мама, где папа? — спрашивает Хадсон, подняв на меня серые глаза.

— На севере штата. У него встречи, — отвечаю.

— Бред какой-то, — говорит Хадсон. — Что на самом деле происходит?

Я глубоко вздыхаю и усаживаюсь на диван. Этого разговора я не ожидала, полагая, что у меня есть как минимум несколько дней до того, как придется заняться этой проблемой.

— Ладно, ребята, извините. Я хотела собраться с мыслями, прежде чем поговорить с вами. Вы, наверное, заметили, что мы с папой в последнее время часто ссоримся? — спрашиваю их.

— Нет, — решительно отвечает Дейзи.

— Хорошо, тогда, может, заметили, что в последнее время нам было нелегко друг с другом?

Она снова отрицательно качает головой.

— Хорошо, но нам было нелегко, что, как мне казалось, было довольно заметно, и мы решили, что нужно немного побыть порознь, временно, чтобы попытаться наладить наши отношения.

— Вы разводитесь? — уточняет Хадсон, паника нарастает в его голосе.

— Нет, но мы расходимся. Нам нужно немного побыть порознь, — повторяю. Я бы отдала все, чтобы меня эвакуировали по воздуху из этой зоны бедствия, подальше от отчаянных и растерянных выражений лиц моих детей. Может, еще можно было отступить и заверить их, что через неделю все будет в норме и им не о чем волноваться, или теперь уже слишком поздно?