Свободная. Знакомство, свидания, секс и новая жизнь после развода

В пятницу утром выдвигаюсь в центр выпить кофе со Скоттом. Он владелец школы плавания и встречается со мной в перерыве между занятиями. Предупреждает, что будет одет просто, ведь он прямо из бассейна, поэтому я натягиваю обрезанные джинсовые шорты и обуваю шлепанцы. Замечаю его еще в дверях кофейни. Скотт выглядит почти один в один как на фотографиях: высокий, с сединой в густых волосах и внушительным кривоватым носом — как будто его раз-другой ломали. До этого мы только переписывались, и его лонг-айлендский акцент режет слух. Мы присаживаемся за барную стойку и тут же завязываем непринужденный разговор. Он отличный собеседник и забрасывает меня вопросами, что очень ценно: обычно спрашиваю я, но теперь можно взять передышку. Оказывается, школа плавания — это подработка, а вообще-то он учитель физкультуры у детей с особенностями развития. Также выясняется, что он живет не в центре, как написал в сообщении, а на Лонг-Айленде, в получасе езды (это если без пробок, а они там всегда). Я в замешательстве и одновременно раздражена: он оказался географически непривлекателен.

— Это специальная уловка, чтобы заполучить городских? — Я смеюсь, но ушки у меня на макушке. Если он врет об этом, кто знает, чего от него ждать.

— Нет, я раньше там часто бывал и решил снять себе жилье, чтобы быть поближе к своей дочери на Лонг-Айленде. Слушай, а тебе не говорили, что ты похожа на актрису? Ну правда. Как ее, забыл… — Он морщит лоб, пытаясь вспомнить.

— Сара Джессика Паркер? Мне часто это говорят.

— Нет, не она.

— Элейн из «Сайнфелда»? Тоже приходится слышать.

— Нет, нет. Подростком я был от нее без ума. Она снималась в «Карате-пацане» и «Коктейле». Элизабет Шу! — наконец восклицает он.

Когда я отрицательно качаю головой, Скотт подзывает официанта и спрашивает:

— Разве она не похожа на актрису Элизабет Шу?

Официант долго изучает меня, склонив голову набок. Окидывает взглядом с головы до ног.

— Не-а, похожа на очередную белую девушку с кудрями, — бесстрастно произносит он и уходит.

— Упс. Один считает меня кинозвездой восьмидесятых, другой — просто белой девушкой, — замечаю.

Скотт расплачивается, и мы выходим в духоту улиц. Он признается, что ему очень хорошо, и, чтобы не прерывать свидание, зовет прогуляться до Ист-Ривер. Он по-рыцарски предлагает понести мою сумку: в ней две газеты и роман в шестьсот двадцать страниц в твердом переплете, который я таскаю с собой ради чтения в метро. Дорожка вдоль реки широкая и в основном пустая — раздолье для детей и собак. К нам навстречу идет женщина с большим возбужденным псом, который внезапно бросается ко мне. От неожиданности я замираю и отступаю на несколько шагов. Собака скорее игривая, чем страшная, но все равно пугает меня. Женщина даже не извиняется — наоборот, бросает на меня сердитый взгляд за то, что я не была приветливой с ее питомцем.

— Именно поэтому я ненавижу женщин с собаками. У тебя ведь нет собаки? — спрашивает он.

Я отрицательно качаю головой.

— Она позволила животному к тебе приблизиться. Не всем нравится такой тесный контакт с собакой, но многие женщины на коротком поводке у своих питомцев, — говорит он.

Я объясняю причину страха: однажды на пробежке по тихой проселочной дороге на меня набросился пес. Я застыла на месте, но стоило шевельнуться, как собака скалилась и приближалась ко мне. Наконец внизу раздался чей-то голос, и она убежала, но с тех пор всякий раз, когда на меня несется пес, я начинаю нервничать.

— Но почему ты упрекаешь во всем именно женщин с собаками? — спрашиваю. — Неужели на ее месте с таким же успехом не мог оказаться мужчина?

— Не мог, — утверждает он. — Одинокие женщины с собаками — это как матери с детьми, они считают, что все должны обожать их милых песиков.

— Подожди, при чем тут теперь одинокие женщины? Какая разница, одинока женщина или нет?

— Я всего лишь пытаюсь сказать, что никогда не стал бы встречаться с собачницей, вот и всё, — произносит он с озадаченной улыбкой. Этот комментарий кажется странным и даже оскорбительным, но по выражению его лица ясно, что он преувеличивает ради комического эффекта.

Скотт меняет тему и расспрашивает о моем участии в родительской ассоциации. Я совсем не вписываюсь в его представления о матерях-активистках и напоминаю, скорее, родительницу в стиле фэнтези — ничего общего с теми, с кем ему довелось пересекаться.

— Ну, не знаю. Мамы из моей ассоциации очень похожи на меня. Может, ты ходишь не на те родительские собрания, — замечаю.

Мы возвращаемся к месту на реке, откуда начали прогулку, и сворачиваем обратно на городские улицы, чтобы он проводил меня до метро. В квартале от реки, пока стоим на перекрестке, он поворачивается ко мне, снимает солнцезащитные очки и тянется поцеловать. Я с улыбкой киваю в сторону — на светофоре зажегся зеленый.

— Извини. — Он улыбается в ответ. — Пытался выбрать подходящий момент, еще когда пришли к реке. Но ты говорила без передышки — тут не до поцелуев. Этот угол почему-то показался мне идеальным.