— Хм, да, конечно. Как все быстро, — говорю, слегка морщась. Мне не очень хочется спать с ним, но я не понимаю, как выбраться из этого. Он привел меня сюда, но я проявляла только нерешительность — ни одного знака реального сопротивления. Чувствую себя полностью оторванной от себя: как будто я не в этой мрачной квартире, а по ту сторону двери, где под ярко-голубым небом идет моя настоящая жизнь. Там я должна быть прямо сейчас. Мне страшно отказать: мужчина напорист и решителен. Боюсь, что сама подтолкнула его к неизбежному выводу. Стоит его остановить, и он заклеймит меня вертихвосткой, динамщицей, простушкой, которая не разбирается в сексуальной энергии между мужчиной и женщиной. Чувствую, как покидаю свое тело. Такое бывало, когда я прижимала к себе детей, если они падали и ломали кости или в кровь разбивали лицо. Я оставалась спокойной, чтобы позаботиться о них, и не позволяла себе бояться крови или неестественно выгнутых конечностей.
Молча следую за ним в спальню, снимаю майку и юбку, складываю на комод и ложусь в кружевном нижнем белье. Он раздевается до белых трусов, и передо мной предстает тело — угрожающе плотное, крепкое и мускулистое. Он делает мне куннилингус, и я растворяюсь: мысленно плыву в огромном океане, теплая вода уносит мое тело, солнце печет и наполняет меня. Мне не хочется быть в постели с этим мужчиной, и чем дольше здесь остаюсь, тем сильнее мое отвращение к нему — и, что еще ужаснее, к самой себе за то, что я все еще здесь. Последние два месяца секс доставлял удовольствие и радость, раскрепощал, удивлял, наполнял энергией, был полноценным и неповторяемым, но теперь его уродливая сторона хлещет меня своим раздвоенным языком: неравенство сил, физическая уязвимость, страх, недоверие, отвращение.
Он надевает презерватив, кончает внутри меня и затем ложится рядом, допрашивая о моих сексуальных пристрастиях. Нравится ли мне анальный секс? Была ли я когда-нибудь с женщиной? Хочу ли попробовать секс втроем? Что такого необычного я когда-либо пробовала? Отвечаю невнятно, его вообще ни о чем не спрашиваю. Наконец говорю, что мне пора домой, к детям, и он, поглаживая меня по бедру от изгиба до талии, спрашивает:
— Можно, прежде чем ты уйдешь, я овладею тобой еще разок? — формулировка его вопроса — в самое яблочко, поскольку именно это он и делает: овладевает мной. И я позволяю ему это.
— Конечно, — отвечаю шепотом. Кажется, я зашла так далеко, что не вернусь в свое тело еще несколько дней. Он наваливается на меня, переворачивает на живот и входит сзади. Я, как тряпичная кукла, просто позволяю ему это делать. Он обрушивается на меня, и я чувствую, будто из меня выпустили весь воздух. Неужели он не понимает, что скоро меня раздавит?
Наконец он скатывается с меня. Я бесшумно поднимаюсь с постели, беру с комода стопку одежды и направляюсь в ванную. Там, как могу, вытираюсь влажной туалетной бумагой и снова одеваюсь. Он в халате ждет меня на кухне, расслабленный, словно хозяин особняка, наливает себе кофе. Я прощаюсь и направляюсь к двери. Он небрежно, с чашкой в руке, выпускает меня — словно на работу отправляет. Этот человек, который так настаивал встретить меня у станции метро, даже не предлагает проводить и не интересуется, найду ли я обратную дорогу. Ощущаю себя дешевкой, понимаю, что слишком много себя дала ему — безропотно вручила ему свою гордость и чувство собственного достоинства. Я не плачу, просто бреду обратно к метро по тихим зеленым улицам. Дети проносятся мимо меня на своих самокатах, мамы толкают коляски в направлении парка, чтобы насладиться последними часами дня. Я не звоню ни одной из своих подруг, чтобы весело доложить подробности своего последнего сексуального завоевания. Этим сегодняшним сексом — грязным, животным, заставляющим почувствовать себя хрупкой — не хочу делиться ни с кем. Впервые в жизни испытываю что-то новое, совсем незнакомое и лишь погодя осознаю, что это стыд.