Свободное радио Альбемута

– Мне почему-то кажется, – начал я, – вернее, у меня есть теория, что эту темноволосую девушку с золотой рыбкой на ожерелье ты встречал раньше. Скажем, она приносила лекарство – ты никогда не заказывал лекарства с доставкой на дом? Или просто видел ее в аптеке. Посыльные часто крутятся в аптеке, когда у них нет работы; порой они даже стоят за стойкой. Отсюда твое deja vu – тем более что ты был оглушен болью и одурманен пентоталом натрия…

– Кош звонил в аптеку в Анахайм, – перебил Николас. – Я никогда там не был и в жизни ничего оттуда не получал. Моя аптека в Фуллертоне.

Наступила тишина.

– Ну, значит, я не прав, – признал я. – Но твоя фиксация на этой девушке вызвана болью, стрессом и побочным действием пентотала. Золотая рыбка сыграла роль фиксирующего гипнотического объекта, как качающиеся наподобие маятника часы. Или как пламя свечки. Ты был очень внушаем, почти в гипнотическом трансе с тех пор, как тебя прооперировали.

– Ты так думаешь?

– По-моему, логично.

– Знаешь, Фил, когда я увидел ее знак, я словно перенесся в Древний Рим, в первый век нашей эры. Да поможет мне Бог. Этот мир – округ Орандж, США – на несколько минут исчез. А потом вернулся.

– Гипнотическое внушение, – кивнул я.

– Если я умираю… – начал Николас.

– Ты не умираешь.

– Если я умираю, кто или что завладеет моим телом на следующие сорок лет? Умирает мой мозг, Фил, а не тело. Я ухожу. Что-то должно занять мое место. И наверняка займет.

В спальню вразвалку вошел раскормленный кот Николаса – Пинки, вспрыгнул на постель, потянулся и заурчал, влюбленно глядя на хозяина.

– Странный у тебя кот, – произнес я.

– Ты заметил, да? Пинки меняется. Не знаю почему и в какую сторону.

Я нагнулся и погладил кота. Он казался менее диким, чем обычно, больше похожим на овцу, словно хищное начало в нем уступало место другим качествам.

– Чарли, – промолвил я, имея в виду сон Николаса.

– Чарли нет, – сказал Николас и тут же поправился: – Чарли никогда не существовал. Чарли был совсем другим. Но оба служили мне поводырями – по-разному. – Обращаясь скорее к себе, Николас тихо добавил: – Не пойму, что с Пинки происходит. Отказывается есть мясо. Когда мы даем ему мясо, он начинает дрожать, будто мясо есть нехорошо.

– Он ведь вроде у тебя уходил?

– Недавно вернулся, – ответил Николас, явно не желая вдаваться в детали. – Фил, этот кот начал меняться в тот самый день, когда я впервые увидел огненные круги и тебе пришлось вести меня домой. Я лежал в постели, прикрыв глаза полотенцем, а Пинки вдруг встал, словно сообразил, что со мной что-то не в порядке. И начал искать причину этого «не в порядке». Он хотел исцелить меня, привести меня в норму. Ходил и по мне, и вокруг меня – все искал и искал. Я чувствовал его заботу и любовь… Пинки так ничего и не нашел. В конце концов свернулся калачиком у меня на животе и лежал, пока я не поднялся. Даже с закрытыми глазами я чувствовал, как он старается определить причину беды. Но с таким маленьким мозгом… У кошек ведь знаешь какие маленькие мозги?

Пинки улегся на постель рядом с плечом Николаса и заурчал, не сводя с него пристального взгляда.

– Если бы они могли говорить… – пробормотал Николас.

– Он словно пытается установить с тобой контакт, – сказал я.

– Ну? – обратился Николас к Пинки. – Что ты хочешь сообщить мне?

Кот продолжал смотреть ему в лицо тем же исполненным силой и напряженностью взглядом.

– Раньше он таким не был, – пробормотал Николас. – До начала перемен. До того дня с огненными кругами.

– Странного дня, – произнес я. Тогда все для Николаса изменилось, сделав его слабым и пассивным – как сейчас: готовым принять все. – Говорят, в последние дни перед пришествием в зверях произойдет перемена. Они станут ручными.

– Говорят? Кто говорит?

– Свидетели Иеговы. Мне показали книгу, которой они торгуют; все самые разные звери лежат себе в обнимку, больше не дикие. Словно твой кот.

– «Больше не дикие», – повторил Николас.

– Ты и сам такой. Словно у тебя выдрали клыки… Хотя так оно и есть. – Я рассмеялся.

– Сегодня утром я задремал, – промолвил Николас, – и мне снилось, будто я в прошлом, на греческом острове Лемнос. Там была черно-золотая ваза на трехногом столике и очаровательный диван… Год примерно 842 до нашей эры. Что произошло в 842 году? Микенский период…

– Восемь сорок два ты заплатил за болеутоляющее, – сказал я. – Это сумма, а не дата. Деньги.

Он мигнул.

– Да, там еще были золотые монеты…

– Девушка тебе сказала «Восемь сорок два». – Я пытался вывести его из стопора, вернуть на землю. Давай, Николас, очнись, приди в себя, в настоящее, в наш грешный мир – уж где ты там витаешь, куда бежал от страха – страха перед властями, перед тем будущим, которое ждало всех нас в этой стране. – Ник, ты не должен сдаваться.

– Со мной не происходит ничего страшного. Странное – да, и начиналось плохо, однако теперь все в порядке. Наверное, иначе и нельзя было. Что мы знаем о подобных процессах? Думаю, когда-то они происходили, очень давно. А сейчас – только со мной.