— А что тут спрашивать? Ты считаешь, что Советский Союз собирается напасть на нас, и надеешься спастись таким образом. Обе эти идеи нездоровы по сути. И более чем вредны для матери. Ты просто вынуждаешь ее пить. И мне это не нравится, как и то, что ты запрещаешь мне, адвокату, вмешиваться в отношения между мужем и женой. — Он поднялся. — Пожалуй, я пойду.
— Сынок, ну, пожалуйста, разве защита не имеет права высказаться?
— Что? Ну ладно. — Дьюк снова сел.
— Я уважаю твое мнение, хотя и не разделяю его. Поверь, множество американцев придерживается моей точки зрения, правда, мало кто из них пальцем пошевелил, чтобы спастись в будущей войне, но ты не прав в другом. Я не считаю, что СССР нападет на нас, и я сомневаюсь в том, что наше убежище способно спасти кого-нибудь в случае ядерного удара.
— Тогда зачем же ты вечно таскаешь в ухе эту штуку, сводя мать с ума?
— Я никогда не попадал в автомобильную катастрофу. Но я застрахован от нее. И бомбоубежище — это тоже своего рода страховка.
— Но ведь ты сам только что заявил, что убежище никого не спасет!
— Нет, это не совсем так. Оно могло бы спасти наши жизни, если бы мы жили милях в ста отсюда. Но Даунтаун Спрингс — цель первостепенного значения… и к тому же никто не сможет построить убежище, которое выдержало бы прямое попадание.
— Тогда о чем же беспокоиться?
— Я уже сказал тебе. Это лучшая страховка из тех, что я могу себе позволить. Наше убежище не выдержит прямого попадания. Но если ракета уйдет немного в сторону, оно выстоит. Русские далеко не супермены, и ракеты их весьма несовершенны. Я просто постарался свести риск к минимуму. Это все, что я могу сделать.
Дьюк колебался.
— Отец, дипломат из меня никудышный…
— Тогда и не старайся быть им.
— В таком случае, я задам вопрос в лоб: стоит ли сводить мать с ума, превращать ее в пьяницу только ради того, чтобы продлить свою жизнь на какие-нибудь несколько лет с помощью этой земляной норы? Да и имеет ли смысл дальнейшая жизнь после войны, когда страна будет опустошена, а все друзья мертвы?
— Может, и нет.
— Тогда зачем все это?
— Дьюл, ты пока не женат…
— Это неоспоримо.
— Сынок, я тоже буду откровенен с тобой. Я уже давным-давно перестал заботиться о собственной безопасности. Ты уже взрослый человек и стоишь на собственных ногах, и твоя сестра, несмотря на ее молодые годы, вполне самостоятельное существо. — Он пожал плечами. — Единственное, что меня еще по-настоящему занимает, так это хорошая партия в бридж. Как ты, наверное, заметил, мы с твоей матерью практически перестали понимать друг друга.
Да, я вижу это. Но это твоя вина. Это ты ведешь мать к помешательству.
— Если бы все было так просто. Во-первых, ты еще учился на адвоката, когда я построил это убежище, — как раз во время Берлинского кризиса. Тогда твоя мать приободрилась и снова стала сама собой. За весь день она могла выпить один мартини, и ей этого вполне хватало — а не четыре, как сегодня вечером, Дьюк. Грейс просто необходимо это убежище!
— Что ж, может быть. Но ты определенно выводишь ее из себя, снуя по дому с этой затычкой в ухе.
— Вполне возможно. Но у меня нет выбора.
— Что ты имеешь в виду?
— Грейс — моя жена, сынок. А «любить и заботиться» — включает в себя стремление продлить ей жизнь, насколько это в моих силах. Это убежище отвечает моим целям, я смогу уберечь ее в том случае, если она будет находиться внутри него. Как по-твоему, за какое время до атаки нас успеют предупредить?
— Думаю, минут за пятнадцать.
— А для того, чтобы укрыть ее в убежище, достаточно будет трех минут. Поэтому-то я и слушаю непрерывно радио. На протяжении любого кризиса.
— А если сигнал поступит в то время, когда ты спишь?
Отец улыбнулся.
— Когда обстановка напряжена, я сплю с этой пуговицей в ухе. Если она напряжена до предела — как, например, сегодня, — то мы с Грейс ночуем в убежище. Девушкам тоже придется провести ночь с нами. И ты можешь присоединиться к нашей компании.
— Пожалуй, нет.
— Напрасно.
— Отец, даже если предположить, что атака возможна, — только предположить, потому что русские еще не сошли с ума, — то зачем же было строить убежище так близко к стратегической базе? Почему ты не выбрал место, которое было бы равно удалено от любых возможных целей? Построить убежище там — это значит избавить мать от ненужных страданий.
Хьюберт Фарнхэм тяжело вздохнул.
— Сынок, она никогда бы не согласилась уехать отсюда. Ведь здесь ее дом.
— Так заставь ее!
— Дьюк, тебе приходилось когда-нибудь заставлять женщину делать то, чего она по-настоящему не хочет? Кроме того, дело осложняется еще и ее склонностью к выпивке — с алкоголем довольно трудно сладить. Но я должен, по возможности, стараться договариваться с ней, насколько это в моих силах. И… Дьюк, я уже говорил тебе, что у меня не так-то много причин для продления собственной жизни. И одна из них вот какая…
— Ну, продолжай же.