Свободное владение Фарнхэма

Киска же отправилась прямо к Главному управляющему в кабинет, доложила обо всем и отдала Мештоку записку и принадлежности для письма. Мешток был страшно обеспокоен тем, что держал в руках и что могло иметь важнейшее значение в качестве обвинительного документа — и при этом не было никакой возможности узнать, что же там написано. Правда, ему пришло в голову, что тот, другой… как бишь его… Дьюк? Юкк? Что-то в этом роде… наверное, мог бы прочесть эти каракули. Но, во-первых, неизвестно, смог ли бы он это сделать, а во-вторых, даже с помощью хлыста нельзя было доподлинно удостовериться в том, честно ли он перевел содержание.

Попросить помощи у Джо не приходило ему в голову. Равно как просить содействия у новой согревательницы постели их Милости. Но был во всем этом и еще один интересный аспект. Неужели прислуга-дикарка в самом деле умела читать? А возможно, и более того — смогла бы написать послание в ответ!

— Все в порядке. Отныне ты — Киска. И веди себя точно так, как он велел, не позволяй никому наказывать тебя и обязательно распусти слух об этом. Но чтобы ты не забывалась… — Он тронул ее хлыстом в качестве напоминания. Она подскочила от боли. — Помни, что этот хлыст всегда ждет тебя, если ты в чем-нибудь ошибешься.

— Ничтожная слышит и повинуется!

… В этот вечер Хью вернулся из столовой для старших слуг довольно поздно: там они долго сидели и болтали. Войдя в спальню, он обнаружил, что Киска, свернувшись калачиком, спит в ногах его постели. Только тут он вспомнил, что забыл попросить еще одну кровать для нее.

В ее крепко сжатом кулачке виднелся листок бумаги. Осторожно, боясь разбудить ее, он вытащил записку и стал читать:

«Мой милый!

Каким неизъяснимым счастьем для меня было увидеть твой почерк! От Джо я узнала, что ты в безопасности, но ничего не слышала о твоем продвижении, и уж конечно, не представляла, что ты знаешь о существовании близнецов. Сначала о них: оба растут, как на дрожжах, оба как две капли воды похожи на своего отца, у обоих его ангельский характер. Родились они, по моим приблизительным подсчетам, по три килограмма каждый. Их взвешивали после родов, но здешние меры веса мне неизвестны.

Теперь немного о себе. Относятся ко мне как к знаменитой племенной корове, стараются не причинять никаких волнений, а медицинское обслуживание, коим меня удостоили, было на удивление хорошим. Как только начались схватки, я тут же получила какое-то питье. Потом я совершенно не испытывала боли, хотя отлично помню все подробности родов, но так, как будто это происходило не со мной, а с кем-то другим. Все прошло без малейших неприятных ощущений и даже наоборот, настолько приятно, что я бы, кажется, теперь рожала каждый день. А особенно, если бы у меня каждый раз рождались такие прелестные малыши, как Хью и Карл Джозеф.

В остальном жизнь моя довольно скучна. Изо всех сил овладеваю языком. Молока у меня предостаточно: кормлю досыта двоих малышей и даю немного девушке на соседней кровати, которой не хватает своего.

Я буду терпеливо ждать. Зная тебя, ничуть не удивлена твоим быстрым повышением. А если через месяц ты вообще станешь тут самым главным, то и это не будет для меня неожиданностью. Я полностью уверена в своем муже. Мужчине. Какое это приятное слово: муж…

Теперь о Киске. Я не верю твоим вероломным словам насчет ваших отношений. Собственный опыт подсказывает, что ты склонен к соблазнению невинных девушек. А она очень хорошенькая… Теперь серьезно. Милый, я знаю, насколько ты благороден, и ни на миг не заподозрила чего-либо дурного. Но вдруг благородство изменит тебе… Что ж, я не буду тебя осуждать. В конце концов эта девушка выполняет определенные функции. Я даже постараюсь не ревновать… но дай слово, что ваши отношения не станут постоянными. Я не хочу думать, что ты можешь забыть обо мне теперь, когда вновь просыпаются мои желания. Но с другой стороны, избавиться от нее сейчас — это потерять единственную возможность связи между нами. Будь добр с ней, она — чудесное дитя. Хотя я знаю, что ты всегда очень добр со всеми.

Буду писать каждый день и всякий раз, не получая твоей записки, буду плакать в подушку от смертельной тревоги за тебя.

До свидания, мой любимый.

Ныне и присно и во веки веков…

Б.

P.S. Это пятно — отпечаток ножки маленького Хью».

Хью нежно поцеловал письмо и лег в постель, прижимая его к себе.

Киска так и не проснулась…

8

Хью обнаружил, что чтение и письмо на Языке дается ему довольно легко. Написание было фонетическим, для каждого звука имелась соответствующая буква. Незначащих букв не было, как не было и никаких исключений в произношении или в написании слов. Произношение точно соответствовало написанным буквам или имелись специальные знаки, указывающие на необходимое изменение звука. Система была полностью свободна от ловушек, как, например, эсперанто. Таким образом, как только был выучен 47-буквенный алфавит, он мог написать любое знакомое слово, а слегка поразмыслив, и прочитать любое написанное слово.