Свободу небу!

Рука у незнакомца исчезла по локоть. Рукав пиджака тоже пропал. Никакой раны на руке не было. Культя, как докторская колбаса, кончалась гладкой розовой кожей.

— Кто вы такой? — сурово спросила бабушка.

— Картограф! Могу с вами в карты перекинуться... Но моя рука!

— И сын от вас убежал?

— От меня все убегают!

— А ведь мы можем руку вернуть, — сказал дедушка. — Если лгать не будете.

— Ладно! Я не Клювин, а Птицын. Не картограф, а землемер. Нанят Правителем-Восхитителем подтвердить границы Прямой Реки.

— И сын есть? — напомнила бабушка.

— Правитель-Покоритель Извилистой Реки попросил найти одного сбежавшего неуживчика.

— Вы и вашим, и не нашим служите?

— Мы всем служим! Ради моста, восстановите руку! Я и с двумя руками не справляюсь, а с полутора — совсем зашьюсь.

— Подойдите к нише, — отодвинул дедушка кресло. — Опять засуньте туда пострадавшую руку.

— Обождите, — спохватилась бабушка. — Пообещайте бросить курить и врать. Это вредно для здоровья!

— Курить брошу! А без вранья пропаду.

Бабушка безнадежно кивнула.

Землемер Птицын торопливо сунул культю в черный многоугольник и, как ошпаренный, вытащил ее обратно.

— Спасибо! — зачем-то подул он на поблекшие ногти и, убедившись в целости и сохранности руки, поглубже затолкал ее на всякий случай в карман.

Страшный грохот раздался из платяного шкафа.

— Что это? — вздрогнул Птицын.

— Швабра, — узнал дедушка швабру по деревянному голосу.

Действительно, это упала швабра, хотевшая обратить внимание постороннего на то, что ее ни за что упрятали в темницу.

— Швабра? — побледнел землемер.

Боком подался он в прихожую, отобрал у вешалки дождевик и, накинув на голову капюшон, вновь превратился в Клювина.

— Куда вы в такую непогоду? — пожалела бабушка.

— Есть сердцу уголок, — бормотал Птицын-Клювин, торопясь убраться из страшного дома, где режут руки, как вареную колбасу, и прячут в одежных шкафах швабры.

— Может, зонтик возьмете? — сердобольно предложила бабушка. — Только в нем моль дырки проела.

— Мы с зонтиками гулять не привыкли, — отшатнулся гость от зонтика, как от змеи, и стал спускаться по рыбачьей сети к пристани, обращаясь в мрак и туман.

— Не слишком гостеприимно мы с ним обошлись, — посетовала бабушка.

— Как еще принимать мошенников? — буркнул дедушка.

Но на душе у него тоже скребли не то кошки, не то мошки, не то сам генерал Мышкин с украденными накладными ногтями.

Глава 14. Подземное колесо

Луна на огнедышащем одноколесном велосипеде въехала на сумеречный мост. Пава с Картошечкой вскочили с дивана одновременно. Пава стала причесываться перед почти неразличимым зеркалом.

— Ты темноту причесываешь, а не себя, — фыркнула Картошечка.

— Бабушка говорит, в темноте становишься красивее.

Картошечка заглянула в зеркало:

— У нее сегодня сдуло шляпку, и я увидела, никакой дырки у нее в голове нет. Просто на макушке мало волос.

— Ха-ха, я это давно знала.

Потихоньку, чтобы никого не разбудить, они вылезли из окна кабинета и по крученым нитям сети спустились на пристань.

Городские огни сверкали и переливались вдали, будто кто-то приоткрыл грандиозную мыльницу, набитую золотыми песчинками. «Счастливые большуны! — фантазировали девочки. — Что они делают под такими огнями?» Недавно они спросили об этом дедушку, но тот отмахнулся: «Радуйтесь, что вам достались не лампочки, а светляки и гнилушки!» Бабушка выразилась еще непонятнее: «Под фонарями кажется, что происходит много чего, но под звездами видно: ничего не происходит».

— Вон Ронька, — заметила Пава.

— Он у тебя уже Ро-о-онькой стал? — протянула Картошечка. —  А Кривс кем? Кривсиком?

Темные фигурки мостовичков и вправду виднелись возле громоздкой коряги, похожей сейчас на зловещего однорукого толстяка. «Уныло, наверно, лежать возле самой воды и ни разу не искупнуться!» — подумала Пава.

— Хотите, научим вас, как стать невидимыми, — предложила Картошечка мальчикам.

— Я охотник! — сказал Рон. — И сам должен ходить так, чтобы меня не видели.

— А меня и так никто не видит и не слышит, — отрезал Кривс.

— Давай мы тоже не будем превращаться в невидимок, — шепнула Пава.

«Ты, Павочка, хочешь, чтобы твои локоны увидели», — хотела сказать Картошечка.

Впервые в жизни сестры ночью встречались с мальчиками. Когда они жили в городе, девочки-мостовички постарше иногда шептались о таких встречах, называя их почему-то свиданиями, хотя ночью ничего не видно. «Что они делали на этих невиданиях? — гадала Картошечка. — Тоже следили за шпионами?» Более увлекательное занятие трудно было представить.

Один раз Пава попросила бабушку рассказать, как она встречалась с дедушкой. «А мы не встречались, — улыбнулась бабушка. — Мы сразу перестали расставаться!»

Ронька кинжалом срубил четыре листка и показал, как завернуться в листок, закрепив черенок под горлом. Кривс достал из заплечного мешка несколько светлячков, прикрепленных к стебелькам, и раздал каждому. Картошечка уронила сначала листок, следом светляка. «Может, мне упасть?» — пришло на ум Паве.