Свободу небу!

На отдаленный песчаный мыс пошагала Бочкина. Она торопилась остаться наедине с трубой. «Это я настоящая сирена», — шептала она, вспоминая, какой замечательный гудок издала вчера при отплытии, и чувствуя, как у нее отрастает неотразимо соблазнительный хвост, которым без ворчливого мужа можно было вволю бить по песку. Ей представлялось, как она трубит в сузафон, и проплывающие мимо моряки кидаются на колдовские сиреневые звуки.

В противоположную сторону, вскинув лопату на плечо, пошел мичман. Темное будущее сменились надеждой, от которой у него посветлело не только лицо, но даже пуговицы на кителе. Он найдет самородок червонного золота! И заживет полной ясной жизнью. С утра будет обмывать самородок чистой водой, днем — полировать бархатной тряпочкой, вечером — любоваться его блеском.

Еще раньше сгинули дети. Отрывая от листа щавеля кислые клочки, они тихо обсуждали, почему квинквирема Прямой Реки увязалась за ними.

— Хотят завоевать Извилистую Реку, — предположил Ронька.

— А мы тут при чем? — пожала плечами Пава.

— Шпинат рассердился, что потерял всеслышащее ухо, — начал Кривс.

— Они за мной гонятся! — перебила Картошечка.

— Почему? — изумились остальные.

— Бабушка сказала, когда я вырасту, за мной все гоняться будут! Давайте, кто быстрее. Чур, я поскачу на ящерице, — показала она на снующих там и тут голокожих пресмыкающихся.

Последним уполз Немак.

— Не понимаю, как люди могут жить на одном месте, — закинул Сверч руки за голову, — в одной и той же квартире, зная, что умрут в знакомой спальне на кровати с потускневшей лакированной спинкой... Нет, я уплываю не от Шпината и войны, а от смерти! Как рыбы, мы будем странствовать среди звезд...

— Die Angst, — сонно согласилась бабушка, любившая мудреные научные термины. — Да, поплывем вместе далеко-далеко.

— Жаль, что заклинание для бессмертия никому не нужно, — прошептал Сверч. — Если б оно было нужно, его бы давно изобрели…

Уже смеркалось, когда мичман наткнулся на костлявый знак, про который говорил Сверч. В траве белел скелет неведомого зверя с зубчатым, как ножовка, хвостиком. Костяные лапки были приложены к выпуклому черепу, будто зверек схватился за голову, узнав, что ему предстоит стать дорожным указателем.

«Тут не за череп, за слезную кость схватишься! — мрачно подумал мичман. — Кем был покойник? Хомяком? Бурундуком? Пусть будет бурундуком, это звучит почти по-флотски», — решил подводник. Как было обещано, он увидел вблизи несколько молодых ив.

«Раз», — загнул Бочкин палец, миновав первую иву. «Два», — скрючил другой палец, обойдя вторую иву. «Три», — остановился у третьего дерева. После этого оглянулся и тщательно пересчитал сначала деревья, потом пальцы. Деревьев оказалось два, а пальцев пять. Каким образом одна ива пропала, а к компании сжатых пальцев примкнули их собратья, было непонятно.

«Может, отрубить два лишних пальца? — хладнокровно взялся мичман за кортик. — Тогда точно со счета не собьюсь! — но рассудил, что держать лопату удобнее, когда в наличии имеются все пальцы. — Сейчас мы вас перехитрим», — пообещал он пальцам и деревьям.

Вернувшись к первой иве, он что было сил стукнул по ней костяшкой мизинца. Подойдя к следующей иве, ударил по ней следующей костяшкой. Наконец, новой костяшкой саданул о последнюю иву.

Теперь ошибиться было невозможно: у него болели ровно три костяшки, и перед ним светлел толстый ствол третьей ивы. С лопатой и предвкушением чего-то большого и ослепительного мичман торопливо обежал ствол. Перед ним чернел холмик свеженасыпанной земли.

Нехорошее предчувствие шевельнулось в Бочкине. Он заглянул в разрытую яму. В ней стоял громадный рундук, вернее, сундук, потому что на суше рундуки, которые не становятся бурундуками, то есть бывшими рундуками, делаются обычно сундуками. На деревянной крышке было выжжено: «Сундук с самородком».

Мичман откинул крышку и заскрипел зубами. В сундуке ничего не было. Он обескураженно поднял голову и увидел, что над ямой горит червонная самородная луна точно такого размера, который он обозначил руками перед Сверчем. «Опоздал!» — безутешно подумал мичман. Он не знал, что к разбору луны никто не успевает.

Когда дедушка раскрыл глаза, луна уже вовсю горячилась в небе. Сверч снова подумал, что неплохо было бы приделать к ней ручку.

Экипаж «Корягля» собрался на поляне. Немак вернулся не один, а с пурпурно-зеленой бронзовкой, которая выставляла торчащие ухватом усики, показывая, что никуда Немака не отпустит.

— Пусть остаются вместе! — вздохнула Пава.

— Надо им на свадьбу что-нибудь подарить, — растрогалась тетя Лю. — Может, крем для бритья?

— Подарим весь остров! — расщедрился дедушка.

Сообща мостовики вышли к кусту, где на якоре, вернее, на бечевке должен был стоять их корабль, и крик ужаса вырвался у всех из груди. На свисавшей с куста бечевке болтался только ветер. А «Корягль» тихо уносило от берега.

Еще минута, и они навсегда бы остались на острове заодно с бронзовками. Но, слава мосту, Секач с охапкой дров вместо спасательного круга прыгнул в воду, настиг судно и богатырским плечом вытолкал его на мель.