Свободу небу!

Рассветные отсветы колыхались на стенах каюты, как горячие белесые водоросли. От кухонной трубы до шестилапого днища корягу наполняли шелест, всплески, журчание, короче, та захватывающая тайная музыка, что сопровождает любое путешествие.

— Сажусь за работу, — распахнул дедушка окно.

Волнисто-синий водяной рельеф поминутно менялся. Вокруг коряги возникали стеклянные бугры, овраги, которые не просто рифмовались с ней, но мягко приподнимали и опускали ее. Реку не мешало прогладить раскаленным утюгом. Вот бы она зашипела!

— Мост ты мой, чем это пахнет? — принюхался Сверч и вместе с бабушкой поспешил на палубу, где уже собралась вся команда.

Невообразимо аппетитный запах свежеиспеченного хлеба разносился над рекой. На корме коряги была укреплена удочка, но пробковый поплавок не подавал признаков жизни.

Глотая слюнки, рыбы выпрыгивали из воды, чтобы взглянуть на камбуз. Там маячил поварской белый колпак и слышалась негромкая известная всем песня: «Как цветы, как мосты, мы живем под ногами у всех...» Следом разносился стук ножа о разделочную доску, звон ложки о тарелку, блеск половника о полотенце и продолжение песни: «Дождь идет или снег, под чужими живем каблуками...»

Но какой странный голос был у певца! Неужели Лю, обещавшая приготовить завтрак, способна брать такие низкие ноты?

— Секач, — не поверил своим глазам дедушка, заглянув в камбуз. —  А где Лю?

— У нее всю ночь горел свет, — испуганно оборвал пение Секач. — Зачиталась букварем, наверно, — с почтением предположил он и поскорее стал раздавать золотистые ломти пышущего жаром хлеба, щедро отягощенного земляничным вареньем.

Картошечка немедленно уронила свой кусок хлеба. Всех разобрало любопытство: упадет он земляничной физиономией вниз или вверх? Известно, что земное притяжение притягивает масляную сторону бутерброда. Как оно относится к хлебу с вареньем, до конца не исследовано. К сожалению, Секач прервал эксперимент, поймав упавший ломоть, как на лопату, на широкую ладонь.

Бочкина, показав медного напарника, получила кусок хлеба не только для себя, но и для сузафона.

— Я считал, песенка про мостовиков ерунда, — вонзая зубы в горячую корочку с прохладным вареньем, нечленораздельно выговорил Сверч. — Но думаю, это заклинание для успешного изготовления хлебобулочных изделий. Вы всегда поете, когда хлеб печете? — строго посмотрел он на оробевшего кока.

— Всегда!

— Вот видите, — торжествующе кивнул Сверч.

— Еще пою, когда кулебяку с корнем лопуха делаю, — несмело признался Секач.

Мостовики восхищенно переглянулись.

— Когда вареники с мокрицами готовлю, — продолжал повар.

Все в восторге зацокали языками.

— Саранчу рубленую жарю...

Экипаж в изнеможении закатил глаза.

— А мне ничего не оставили, — горько протянула появившаяся Лю.

Испугавшись, что она сейчас затопит корягу слезами, ее окружили, наперебой предлагая поделиться хлебом.

Но Секач мигом поднес Лю тарелку с тремя ломтями сразу, и она стала откусывать по очереди от каждого из них.

Река несла не только мостовиков. Множество народа покинуло свои родные места. За компанию родину терять веселее! В воде неслись листочки, веточки, цветочный сор, дохлая оса, соломинки вместе с утопающими.

Казалось бы, все должны были плыть с одинаковой скоростью: одна Извилистая Река в час. Но кто-то вырывался вперед, другой отставал, третий юлой вращался на месте, четвертый застревал у берега. И каждого путешествующего по своим или казенным надобностям река обводила волнистой чертой. Прямых линий она не признавала.

— Чего-то не хватает, — жуя хлеб, сказал дедушка.

Секач побледнел.

— Масла, — обреченно выдавил он.

— Да нет! Нашему кораблю чего-то не хватает. А чего, не пойму!

— Балкона с цветами, — подсказала бабушка.

— Перископа! — поправил мичман.

— Свежего масла, — расстроенно повторил кок.

— Парикмахерской, — взбила русые кудри тетя Лю.

— Эстрады для духовых инструментов, — не согласилась Бочкина.

— Понял! — внимательно выслушал всех дедушка. — Нашему кораблю не хватает названия.

Тут команда увидела, что и вправду плывет не на корабле, а на мост знает какой коряге.

— Бессмертник, — со значением посмотрела Муша на мужа.

— Бессмертник от запоров помогает, — поддержала тетя Лю.

Сверч расстроенно глянул на бабушку: «Видишь, как они понимают…»

— Щука, — показал мичман на корму, из-под которой высовывался пятнистый щучий хвост.

— Тогда почему не утка? — напомнил Сверч про утиные лапы.

— Пава, — не глядя на Паву, вдруг предложил Ронька.

— Нет уж! — запротестовала Пава. — Что за безобразие: коряга по имени Пава?

— Тем более, по имени Картошечка, — поспешно добавила Картошечка, хотя никто не предлагал назвать корягу в ее честь. — Корягль! — осенило ее.

Название понравилось. Оно звучало мягче, чем корабль, а всем известно, что путешествовать на мягких кораблях удобнее, чем на твердых.

И тут печная труба не своим голосом вскричала: «Погоня!»

Своим голосом она вскричать не могла: на ней сидел Кривс, который, побывав недавно на сосне, понял, что многие тайны открываются сверху.