Читаем Свободу небу! полностью

— Некоторые заклятия не мешает смазывать, — не удержалась бабушка.

И вдруг раздалось протяжное гудение. Это Бочкина, вспомнив, что уходящие в никуда корабли включают на прощанье ревун, впилась заждавшимися устами в круглый рот мундштука сузафона.

И дедушка не схватился за слоновье ухо, а одобрительно кивнул.


Прощай, хор бесхвостых земноводных под управлением размахивающей зелеными лапами сосны! Прощай, лягушка, выдающая себя за жабу, чтобы повенчаться с розой!

Прощай, сметенный травяным нашествием дряхлый помост, похожий на площадь, на которой тени горожан ждут, кто их освободит от чертополоха!

Прощай, гусеница в золотисто-светлую полоску, которая хвастается направо-налево летающими родственниками: «Разве гуси-птицы и гусеницы не родня?»

Счастливо оставаться, трухлявая свая! Будьте здоровы, лежалые прутики, опавшие лепестки, драгоценные стекляшки! Не поминайте лихом, червяки и корни, вылезшие из подземелья!

Прощайте, обрывок белой нитки и обрывки разговоров, которые, как бы высоко ни взлетали, рано или поздно опускаются на землю, и последней, кто их с содроганием слушает, оказывается трава!

— Как мы обойдемся без моста? — с опаской спросила Лю, когда коряга прошла под заброшенным пешеходным мостиком.

— У нас есть мостик, — прищурился Сверч. — Называется: Капитанский!

— Дедушка, можно я постою за штурвалом? — попросила Пава.

Стоило ей так сказать, как все почувствовали, что с детства только об этом мечтали.

— Двинемся по течению или против течения? — кашлянул мичман.

— Пойдем, не думая о дороге, — ответил Сверч. — Только так попадают в волшебные страны.

— Тогда право руля!

Пава перекатила штурвал в правую сторону. Щучий хвост, тянувший за собой расходившуюся водяную борозду, послушно повернул корягу, и путешественники ощутили, как совсем другой мир, могучий и раскатистый, властно подхватывает их. Квинквирема, которая билась в сети, как пламенная муха, осталась позади.

— А я еще одно колесо видела! В небе, — вспомнила Картошечка.

— Судя по всему, мы внутри гигантского механизма, — пояснил дедушка.

— И что нам делать?

— Лично я всегда хотел сунуть в него палку!

Вечер отнимал у реки берега. Спасаясь от ласточек, в рубку влетел комар. Отдышавшись, он с песней и шприцем наперевес атаковал бабушку. И бабушка как настоящий ученый вместо того, чтобы отрубить наглецу кровожадный нос или проткнуть его карандашом, только прислушалась, какую песню он исполняет.

— Разрешите его в руках растереть, — почтительно предложил Секач.

— Опять за старое? — прошипела Лю несгораемому полицейскому.


Усталые беглецы стали разбредаться по каютам. На палубе остались только Сверчок и Муша. Утиные лапы под днищем удивлялись, что над ними звучат не привычные крики, вернее, кряки, а человеческие голоса.

— Чудесно ты превратил корягу, — взяла бабушка Сверча за руку.

— Я в ней сразу корабельную душу почувствовал… Зато за свое главное заклинание так и не сел, — с горечью сказал он. — Сколько нам жить осталось?

— Долго еще! Тебе неделю, мне три дня.

— А что, если у тебя не три дня, а больше?

Бабушка подумала, что ослышалась. Любой мостовик, за исключением, конечно, Сверчка, твердо помнил, сколько дней у него в запасе.

— Четыре? — предположила она.

— Больше! Представь, что мостовики живут не два года, не десять… Вечно!

— Так ты хочешь придумать заклинание… — Бабушка пораженно умолкла.

— Только мы можем сделать это, — прошептал Сверч. — Большунам всегда кажется, что до смерти еще далеко. А когда они спохватываются, им надо по больницам таскаться, а не бессмертие искать!

Сверч неутомимо обежал все строчки в громадных книгах большунов, где они рассуждали о бессмертии. И чем больше бегал, тем сильнее расстраивался. Ему не хотелось приобщиться к миру вечных идей — любая вечная идея, по его мнению, не стоила живого извивающегося червяка; воскреснуть из мертвых — что за бессмертие, перед которым надо умереть? носиться по свету в виде рассеянных атомов — из разбитой тарелки даже супа не похлебаешь! заново родиться в другом теле — он ценил собственное тело, даже к своему уху привык; сохраниться в людской памяти — какое дело беспамятству до чьей-то памяти? Большуны искали не средство для бессмертия, а способ избавиться от страха смерти.

— Иногда я чувствую в себе такие силы, — возбужденно продолжил Сверчок, — что смотрю на луну и думаю: неплохо бы к ней приделать ручку.

— Зачем?

— Чтобы брать, не обжигаясь, голыми руками… Ты не видишь на небе ничего необычного? — понизил голос Сверч.

— Нет.

— Посмотри, под ведром Большой Медведицы приметное созвездие...

— Такое длинное, с треугольной головой?

— Ага.

— И что в нем необычного?

— Это новое созвездие! Уверен, его нет ни в старом каталоге большунов, где 48 созвездий, ни в новом, где их 88. Что-то мне оно напоминает…

— Похоже на рыбий скелет.

— Точно! — одобрил дедушка. — Новое созвездие нарекаю созвездием Рыбьего Скелета! — торжественно провозгласил он.

И вдруг страшное подозрение пронзило его.

— Лю, — ужасным голосом вскричал он. — Это не твой скелет на небе сверкает?

Но тетя Лю уже мирно спала в детской кроватке.


Глава 18. Погоня


Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза