Сводный монстр (СИ)

… Пришлось подождать, пока рассосется очередь, прежде чем нас заселили. Людей в главном холле было много, застрявшие в Зальцбурге туристы висели на телефонах (около ресепшена был бесплатный интернет), меняли билеты, жарко спорили о чем-то.

Когда нам наконец-то выдали ключ от нашего номера, я покатила коляску с Максом к лифту, ловя на себе чужие взгляды. Впрочем, они не задерживались надолго. Переломы на горнолыжном курорте — не такое уж большое дело.

Оказавшись в номере, я сбросила пуховик и помогла раздеться брату. Не знаю, почему я упорно продолжала назвать его про себя братом, как будто пытаясь этим хоть немного отгородиться. Так уже поздно… После того, что он вытворял со мной около старого генератора, только идиот бы твердил, что все совсем не так. Или что больше это не повториться. Нас сексуально влечет друг к другу, глупо отрицать. Все плавно идет к тому, что Макс меня трахнет.

Мы попили глинтвейн, поболтали о том, о сем, передохнули и сходили на ужин. Ничего необычного. Затем вернулись в номер укладываться на ночь, сходили по очереди в душ. Я опять помогала ему раздеться-одеться, но он вел себя крайне вежливо и корректно, руки не распускал, мою фигуру своим привычным взглядом не окатывал. Я все ждала, когда он сорвется, но вскоре с разочарованием поняла, что он сегодня действительно держит себя в руках.

Небольшая заминка вышла только когда мы определялись, кто спит на кровати, а кто на узком диване.

— Я посплю на диване, — разгоряченно спорила я с ним, потому что он продолжал отказываться спать на широкой кровати.

— Диван мой, — мотал головой Макс, вводя меня в исступление.

— Но это же глупо! Ты еще не восстановился! У тебя два гипса, переломанные ребра.

— Рука быстро заживает, через десять дней гипс скинут, — для наглядности он помахал рукой, которую уже не прижимал к себе. — И ребра меня уже не беспокоят.

Ну конечно. Я знала, что ребра срастаются долго. Ррр, как же раздражает неуместный героизм и манеры. Аж топнула ногой.

— Я говорю — нет!

— А я говорю — да! — В синих сверкающих глазах ни капли сомнения, твердая сталь упрямства.

И я не выдерживаю, отшвырнув в сторону мокрое полотенце, которым сушила волосы.

— Слушай, сейчас свои джентельменские замашки оставь при себе, — рявкнула я. — Лучше бы ты так вел себя тогда!

Я резко замолкаю, закусив нижнюю губу, а он, побледнев, отступает на шаг назад. Поворачивается к кровати, кое-как добредает, приставляя ногу и ложится, отвернувшись от меня к белой стене. Я больше не вижу его лица. Только натянутую как тетиву лука спину. Он снова утонул в своей вине.

Дура, зачем ляпнула. Нужно самой определиться — или прощаю его и забываю все плохое, что было межу нами, или считаю его виновным, но тогда и сама себя веду подобающе и не становлюсь ему ближе. А то получается, что о той ночи я забываю только когда мне самой угодно. А когда нужно — не упускаю случая напомнить. Это слишком лживо и противоречиво.

Но уже поздно, а извиняться — язык не поворачивается, гордость не позволяет. Так и не придумав ничего, выключаю свет и ложусь на темно-зеленый бархатный диван, прикрываюсь покрывалом, хмуро уставившись в темноту на потолке.

Часа три точно проворочалась, прислушиваясь к его дыханию, но так и не смогла уловить, спит он или мучается, как и я. С горем пополам уснула, но непривычное место давало о себе знать — я проснулась через еще часа два. Недоуменно оглянулась спросонья, но когда поняла где нахожусь, сразу направила взгляд на кровать, где под одеялом спал Макс. Он спал безмятежным сном, а я себе места не находила, вся извелась в раздумьях.

Снова уснуть так и не удавалось, и, плюнув на все, я встала и на цыпочках направилась к его кровати, стараясь ступать бесшумно, чтобы не разбудить спящего парня. Осторожно забралась к нему под одеяло, прижавшись дрожавшим от неуемного волнения телом к его теплому боку. Лежа на спине, сводный брат дышал глубоко, видя десятый сон, грудь его мерно вздымалась.

Положив голову ему на грудь, с другой стороны от переломанных ребер, я слушала уже знакомый мне стук его сердца, ровный и размеренный. Думала может удастся уснуть рядом с ним, под этот успокаивающий ритм, но теперь ноздри щекотал его запах, от которого я тихо сходила с ума, втягивая его в себя большим, еле слышным вдохом. Под щекой кожа гладкая и твердая, мужской сосок почти у моих губ.

Наглея, кладу ладонь на его плоский живот, ощущая расслабленные мышцы, ладонь поднимается вверх с его дыханием, затем опускается вниз, потом снова вверх… И это должно меня успокоить, своей монотонностью оторвать в сон, но не успокаивает, а только будоражит кровь еще больше, разгоняя по венам шипящим кипятком.