Читаем Своеволие философии полностью

Вот почему мы должны преподать гуманитариям, оплакивающим «конец Европы», великий урок Гегеля: когда кто-либо рисует картину абсолютного и внутреннего морального разложения Европы, вопрос, который стоит задать – как подобная позиция сама соучаствует в том, что критикуется. Неудивительно, что за исключением гуманистических воззваний к состраданию и солидарности, эффекты от подобного сострадательного самобичевания являются нулевыми. Если мы на Западе реально хотим преодолеть расизм, первое, что мы должны сделать – это оставить позади весь этот политкорректный процесс бесконечного обвинения самих себя. Несмотря на то, что критика Паскаля Брюкнера сегодняшних левых часто вызывает насмешки, это не исключает его случайные дельные озарения – поневоле соглашаешься с ним, когда он обнаруживает в европейском политкорректном самобичевании перевернутое цепляние за собственное превосходство. Где бы ни был Запад атакован, его первой реакцией является не агрессивная защита, но само-копание: Что мы сделали такого, что заслужили это? Мы, в конечном счете, обвиняемся в мировом зле; катастрофы Третьего мира и террористическое насилие есть не более, чем реакции на наши преступления … Позитивная форма Бремени Белого Человека (ответственность за насаждение цивилизации среди колонизированных варваров) таким образом просто замещается его негативной формой (бремя вины белого человека): если мы не можем более быть благожелательными господами Третьего мира, мы можем в конце концов быть привилегированным источником зла, отечески освобождающим их от ответственности за их судьбу (если страны Третьего Мира вовлечены в ужасающие преступления, это никогда не является их собственной ответственностью, но всегда есть последствие колонизации: они скорее имитируют то, что делали их колониальные хозяева и т. д.). Эта привилегия и есть Mehrgenuss, вызываемая самобичеванием.

По этим соображениям политкорректная логика часто мобилизует механизм, который можно назвать «делегированной чувственностью»265: его линия аргументации часто такова – «Я достаточно толстокожий, меня не задевают человеконенавистнические высказывания сексистов и расистов или издевательства над меньшинствами, но я говорю за всех тех, для кого они могут оказаться болезненными» – она относится к наивным Другим, тем, кто нуждается в защите, потому что они не замечают иронию, или не могут «держать удар». Это еще один случай того, что Роберт Пфаллер называл «интерпассивностью»266: я делегирую пассивный опыт чувствительности к боли наивному другому и таким образом утверждаю его инфантильность. Вот почему мы должны спросить самих себя, является политкорректность чем-то, что реально принадлежит Левым – не является ли это стратегией защиты от требований радикальных левых, способом нейтрализации антагонизма вместо открытой борьбы с ним? Многие угнетенные хорошо чувствуют, как стратегия политкорректности часто лишь дополняет травму оскорблением: пока угнетение остается, они – угнетенные – еще должны быть благодарны либералам за то, что они их защищают.

Одним из самых прискорбных побочных продуктов волны беженцев, проникших в Европу зимой 2015/2016, был взрыв морального возмущения среди многих левых либералов: «Европа предает свое наследие всеобщей свободы и солидарности! Она утратила моральные ориентиры! Она рассматривает военных беженцев как незваных гостей, отгораживаясь от них колючей проволокой, заключая их в концентрационные лагеря!». Такое абстрактное сочувствие, смешанное с призывами полностью открыть границы, заслуживает великого гегельянского урока прекрасной души – но что, если авторы подобных воззваний очень хорошо понимают, что они ничем не помогут бедственному положению беженцев, и что конечным следствием их призывов будет подпитка антииммигрантских настроений? Что, если они втайне очень хорошо знают, что то, чего они требуют, никогда не произойдет, поскольку оно будет вызывать мгновенный популистский протест в Европе? Почему они тогда делают это? Есть только один подходящий ответ: истинная цель их активности – это не помощь беженцам, но Lustgewinn, получаемое через обвинения, чувство своего морального превосходства над всеми другими – чем больше будет отвергнутых беженцев, чем больше будет рост антииммигрантского популизма, тем больше эти Прекрасные Души будут самоутверждаться: «Вы видите, ужасы продолжаются, мы были правы!» …

Прибавочная власть

Следующий шаг, который следует сделать – уловить связь между этим избытком и нехваткой: дело не только в том, что избыток восполняет нехватку; избыток и нехватка – это две стороны одной медали. Гегель дает точную формулировку этого парадоксального отношения между нехваткой и избытком применительно к проблеме «черни»:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Этика Спинозы как метафизика морали
Этика Спинозы как метафизика морали

В своем исследовании автор доказывает, что моральная доктрина Спинозы, изложенная им в его главном сочинении «Этика», представляет собой пример соединения общефилософского взгляда на мир с детальным анализом феноменов нравственной жизни человека. Реализованный в практической философии Спинозы синтез этики и метафизики предполагает, что определяющим и превалирующим в моральном дискурсе является учение о первичных основаниях бытия. Именно метафизика выстраивает ценностную иерархию универсума и определяет его основные мировоззренческие приоритеты; она же конструирует и телеологию моральной жизни. Автор данного исследования предлагает неординарное прочтение натуралистической доктрины Спинозы, показывая, что фигурирующая здесь «естественная» установка человеческого разума всякий раз использует некоторый методологический «оператор», соответствующий тому или иному конкретному контексту. При анализе фундаментальных тем этической доктрины Спинозы автор книги вводит понятие «онтологического априори». В работе использован материал основных философских произведений Спинозы, а также подробно анализируются некоторые значимые письма великого моралиста. Она опирается на многочисленные современные исследования творческого наследия Спинозы в западной и отечественной историко-философской науке.

Аслан Гусаевич Гаджикурбанов

Философия / Образование и наука
Афоризмы житейской мудрости
Афоризмы житейской мудрости

Немецкий философ Артур Шопенгауэр – мизантроп, один из самых известных мыслителей иррационализма; денди, увлекался мистикой, идеями Востока, философией своего соотечественника и предшественника Иммануила Канта; восхищался древними стоиками и критиковал всех своих современников; называл существующий мир «наихудшим из возможных миров», за что получил прозвище «философа пессимизма».«Понятие житейской мудрости означает здесь искусство провести свою жизнь возможно приятнее и счастливее: это будет, следовательно, наставление в счастливом существовании. Возникает вопрос, соответствует ли человеческая жизнь понятию о таком существовании; моя философия, как известно, отвечает на этот вопрос отрицательно, следовательно, приводимые здесь рассуждения основаны до известной степени на компромиссе. Я могу припомнить только одно сочинение, написанное с подобной же целью, как предлагаемые афоризмы, а именно поучительную книгу Кардано «О пользе, какую можно извлечь из несчастий». Впрочем, мудрецы всех времен постоянно говорили одно и то же, а глупцы, всегда составлявшие большинство, постоянно одно и то же делали – как раз противоположное; так будет продолжаться и впредь…»(А. Шопенгауэр)

Артур Шопенгауэр

Философия
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука