Свой — чужой

— Э-эх… Что тебе посоветовать-то… Сейчас времена другие… Посоветую я тебе, как не надо делать: не думай постоянно, что ты красный диверсант. Все время ты будешь просто жить — мыть тарелки, ходить в туалет… Так что — если ты восторженный доброволец, то лучше сразу отгребай в сторону. Восторженные студенты — они только до эшелона радуются, пока им истеричные барышни с балкона машут…

Костин внимательно вгляделся Валерке в лицо и продолжил:

— Короче, дело к ночи… Если все же решишься — поначалу просто вживайся и не думай, как тебе на связь с Центром выходить. Это — вопрос технический. Разберись, кто есть кто в их коллективе, не старайся выслуживаться — это заметят. Почувствуй их правила и старайся жить по ним. У них ведь тоже — два пишем, три в уме. И вход там на рубль дешевле, чем выход. Разберись в их отношениях — там наверняка интриги. А по поводу моей подначки насчет «эшелона»… Ты спокойно это предложение принял?

— По крайней мере истерики не было.

— Это хорошо. Значит, и там не истерикуй. Станешь там своим, а как своим станешь — они тебя смогут заподозрить в чем угодно — в крысятничестве, но не во внедрении…

Они проговорили долго, часа три. Валерке было интересно, но, разглядывая обстановку, он не мог избавиться от гнетущего чувства. Уже собираясь прощаться, Штукин не удержался от вопроса:

— А вы себе квартиру ремонтируете? Я про кафель слышал… Павел Игнатьевич рассмеялся:

— Опять «масленок». Свою квартиру трехкомнатную, как и положено полковнику, я оставил семье, когда разводился. А кафель — так это я по работе. Я заведующим баней работаю, мы ремонтируемся.

Валерке показалось, что он ослышался:

— Какой баней?

— Обычной. Мужским и женским отделением. Сейчас ее один капиталист купил.

— И много платят? — почти не скрывая ужаса, спросил Штукин.

— Больше, чем в милиции, но хором не наживешь. А воровать мне уже поздно учиться, да и несолидно как-то.

— Да-а, оценил царь-батюшка ваши заслуги, — не удержался от горькой реплики Валера.

— Чудак-человек! — искренне рассмеялся хозяин комнаты в коммунальной квартире. — Ладно, свои ордена Красной Звезды я тебе показывать не буду — не в школе милиции. Слава, конечно, есть. Но слава часто бывает беззащитна. Э, да тебе еще рано думать об этом. Ты думай о деле, а не об олимпийском золоте. Золото никуда не денется. Если о нем думать не будешь…

«Похоже, золотом тут и не пахнет», — подумал про себя Штукин, прощаясь с Павлом Игнатьевичем.

Выйдя на улицу, Валерка почувствовал неимоверную усталость. Он брел, не глядя на прохожих, и думал: «Отбежать из обоссанных фабричных подворотен к легенде, рисковать жизнью и смертью лютой, стоять перед министром при вручении ордена и заведовать баней, покупая песочные торты, чтобы уважить будущую легенду…»

— Петля! — сказал вслух Штукин. Рядом с ним остановилась дорогая иномарка с открытым водительским окном. Сидевшая там девка громко кричала в мобильный телефон:

— Да мы там были уже два раза! Что там делать, в этом клубе?!

— И это лучшее из лучших, — сказал в ответ Валерка, продолжая думать о своем. Девица удивленно замолчала.

Штукин достал удостоверение и пояснил ей:

— Уголовный розыск! Вы бы отъехали на своем ландо, а то сейчас здесь одно мероприятие начнется — вам педикюр могут попортить!

Машина с круглыми выпученными фарами рванула прочь, а опер буркнул вслед:

— Кобыла бодрая!

Он побрел по улице дальше, тихонько шепча:

— Куда ни кинь — всюду клин, но лететь надо вперед. Впереди — туман, но туман — друг штурмовика…

Валерка остановился и тряхнул головой, принимая решение. Потом он достал свой мобильный и набрал номер телефона Ильюхина. Тот ответил почти сразу.

— Алло, товарищ полковник, доброй ночи, это Штукин. Я не очень поздно?

— Нет, — откликнулся Виталий Петрович бодро. — Ну как — пообщались с Костиным?

— Пообщались. Интересный дядька.

Полковник хмыкнул:

— Ты тоже ему понравился. Он звонил мне.

Штукин набрал в легкие побольше холодного воздуха:

— Товарищ полковник, я почему позвонить решил так поздно: я все обдумал и взвесил. Я согласен.

— Добро. Ну… ты тогда позвони мне завтра после полудня — договоримся где-нибудь кофе попить, не в служебном кабинете. Нам с тобой еще много чашек кофе выпить придется. И прекращай меня полковником называть — если мы с тобой вдвоем. Называй по имени-отчеству.

— Хорошо, Виталий Петрович. Спокойной ночи.

— И тебе спокойной ночи, разведка.

Штукин мог поклясться, что у Ильюхина повысилось настроение, последние фразы Виталий Петрович произносил, явно улыбаясь. Валерка побрел к метро и подумал о том, что, слава богу, полковник не видит сейчас выражения его лица и не может заглянуть ему в глаза…

Часть 2. Внедрение

I. Штукин

Май 2000 г., Санкт-Петербург