Свои люди (сборник)

«Потому что он – целое, – хотела сказать Лариса. – А ты только долька». Но ей не хотелось обидеть Гошу. В конце концов, это Гоша защищал её от нападок абажурщиц и говорил на два голоса: «Говорит объединение “Свет”». Это с ним она гуляла по Каменному острову и пила кофе в Доме журналиста.

Гоша был её прошлое. А прошлое нельзя зачёркивать без вреда для настоящего.

– Ты, Гоша, молодой и перспективный, – сказала Лариса. – И Ключевский тебя хвалит. У тебя всё ещё впереди. Всё ещё будет.

Обиду в Гоше легко было понять, а вот восхищение… Для него Ключевский был Олег Константинович, мэтр, мастер, от слова которого зависела Гошкина творческая судьба, а для Ларисы – Алик, мужчина, с которым она спала в одной постели, ощущая свою женскую власть над его желаниями.

С Ключевским в Доме кино многие здоровались почтительно, а на Ларису смотрели с интересом и тайной завистью. Ей это нравилось.

– Рыночный механизм, – объяснил Гошка, – растёт спрос на женщину – растёт её цена.

Лариса ходила по Дому кино с гордо поднятой головой и чувствовала себя дорогой женщиной. Дорогой во всех отношениях.

Лариса лежала на диване и рассеянно перелистывала последний номер толстого журнала, в соседней комнате Ключевский разговаривал по телефону:

– Летняя натура… Полномер… Пригласить научного консультанта… Пробу… – доносились до неё обрывки фраз.

Лариса лежала и думала, что Ключевский взял её в свою жизнь. И ей нравится в его жизни. Она впервые за много лет чувствует себя спокойно и уверенно, как и должна себя чувствовать женщина рядом с мужчиной. И не надо бороться за существование, стоять на семи ветрах, отвоёвывать себе место под солнцем. Тут просто – расти и цвети себе на здоровье.

Кроме того, Ключевский был творческим человеком и делал своё дело – фильмы, заставляющие нас увидеть бездну и содрогнуться. И выйти из темноты кинозала другими, чем вошли. Лариса хотела участвовать в этом большом деле, делать свою маленькую часть. Маленькую, но нужную. И реализовать себя.

Получилось, что Ключевский нёс сразу два компонента счастья: любовь и творчество.

– Вот приеду и всё скажу Вадику…

– Лара, – позвал Ключевский, – пошли обедать…

Ключевский всё умел делать сам. В том числе и готовить. На обед он сварил борщ, поджарил рыбу и даже испёк пирог.

– Ты вполне можешь обойтись без женщины… – Лариса повязала передник и принялась мыть посуду. – Должен же быть и от меня какой-то прок!

– «Кооператив “Эврика” принимает заказы на пошив свадебных платьев модных фасонов из тканей ателье и заказчика», – прочитал вслух Ключевский, он держал в руке рекламный выпуск вечерней газеты. – Ну, девушка, вы желаете шить платье из материала заказчика?

– А ты уверена, что он тебя не бросит? – спросила Валентина.

– А почему он меня должен бросить?

– А почему он бросил двух предыдущих жён?

– Он их разлюбил.

– А тебя не разлюбит?

– Меня не разлюбит.

– Мне всё понятно, – Валентина принялась ходить по комнате и стирать с мебели пыль.

На тумбочке по-прежнему красовался горшок с кактусом. Валентина взяла его и повертела в руках.

– Слушай, а ты не знаешь, почему мы такие дуры? – спросила она задумчиво.

Хрусталев был в мастерской, сидел в кресле и смотрел в пространство. Думал о высоком.

– А-а-а, прелестное дитя! – обрадовался он, увидев Ларису. – Совсем забыла меня в последнее время! Что нового в жизни?

– Пётр Петрович, – сказала Лариса и чмокнула художника в щёку, – а я замуж выхожу…

Хрусталев привстал с кресла и недоуменно посмотрел на Ларису:

– Так ты… если мне не изменяет память… замужем… в некотором роде…

Лариса рассмеялась.

– В некотором роде… А я за другого, Пётр Петрович!

– Так, – художник задумчиво пожевал губами. – Садись, рассказывай.

Потом они шли по Университетской набережной. Хрусталев был грустен.

– Знаешь, – сказал он Ларисе на прощанье, – если бы я был не так стар, то тоже бы на тебе женился…

Лариса была ему благодарна.

– Что? – спросил Вадик, когда она вернулась из Москвы. Он стоял в коридоре побледневший и понурый.

– Плохо, – созналась Лариса.

– Совсем плохо?

– Совсем… – упавшим голосом сказала она.

– Ну и…

– Вадик, – сказала Лариса и почувствовала, что слёзы стоят у неё в глазах. – Я тебя прошу… Я тебя очень прошу – отпусти меня!

Ларисе было страшно поднять глаза на мужа.

– Куда же я тебя отпущу? Ты моя жена.

– Я плохая жена! – прокричала Лариса. – Меня надо вырвать, как больной зуб. Вырвал – и не больно…

– Ты не зуб, ты позвоночник, – медленно сказал Вадик.

Лариса опустилась на табурет, закрыла лицо руками и разрыдалась… Она лежала на диване лицом к стене в одной комнате, а Вадик – в другой. Между ними бегал ненакормленный и неумытый Люсик с чернильными кляксами на пальцах и внушал Ларисе:

– Я не дам вам развестись! Я свяжу вас верёвками.

Когда они ссорились, а потом мирились, Люсик становился между ними, охватывал их руками, соединял и говорил:

– Не надо ссориться. Мы все любилки!

– Наша мама хочет от нас уйти, – сказал Вадик Люсику.