Сыграй на цитре

А передо мной противоядие.

Я закручиваю крышку обратно. Мешкаю. Я не могу ее забрать. Пока что. Ворон обязательно заметит ее отсутствие. Но, возможно, у меня больше никогда не будет такой возможности. Это может быть моим единственным шансом.

С кровати доносится звук, и моя ладонь решает за меня, раскрываясь. Баночка с шариками падает обратно в карман. Другая моя рука отпускает стул; я поворачиваюсь, собираясь с силами, прежде чем дойти до кровати. Я не уверена, чего я боюсь больше – того, что Ворон спросит, почему я рылась в его карманах, или того, что у него не хватит на это сил.

Последний страх усиливается с первого взгляда на него. Он похож на плохо написанную тушью картину: волосы слишком темные, кожа чересчур бледная, без градиента между черным и белым, жизнью и смертью. Дурнота снова подступает; мои глаза плотно закрываются.

Я открываю их под его пристальным взглядом.

Прежде чем я успеваю заговорить или пошевелиться, он переворачивается на бок. Он опирается на локоть и подпирает ладонью щеку, наклоняясь бедрами так, что это наводило бы на размышления, если бы выражение его лица не было напряженным от боли.

– Пришла прикончить меня?

Гнев окрашивает мою шею. Как он еще может шутить?

– Не похоже, что тебе нужна моя помощь.

– Ауч. – Его вздрагивание слишком убедительно. – Я просто пытаюсь показать тебе себя с лучшей стороны.

– У тебя нет хорошей стороны, – огрызаюсь я, толкая его обратно на спину. Он морщится, и я бледнею при виде его повязки на плече, сквозь которую уже просачивается кровь.

– Ты сейчас заплачешь? – с трудом выговаривает Ворон, когда укладывается на спину.

– Нет. – Хотя вообще-то я сейчас упаду в обморок.

– Жаль. – Его веки плотно закрываются, область под глазами становится фиолетовой. – У меня есть полный карман носовых платков, предназначенных для личного пользования, но для тебя я бы сделал исключение.

Я осторожно сажусь на край кровати.

– Это то, чем я являюсь? Исключением?

– Как ты думаешь, я бы дожил до девятнадцати лет, если бы ловил за всех стрелы?

В комнате внезапно становится слишком душно. Я тянусь за веером, но на нем тоже кровь. Журавлиные перья испорчены. На кончике треснуло перо зимородка. Мое сердце едва замечает потерю. Боль исходит откуда-то, где, я думала, болеть не может. За то, что ты полагаешься на чудеса, приходится платить. Это цена за то, чтобы положиться на Ворона.

Он спас мне жизнь.

Я не контролировала ситуацию.

– Почему? – требую ответа я.

Ворон сосредоточенно смотрит на балдахин кровати, как будто видит что-то, чего не замечаю я. Через какое-то мгновение меня переполняет потребность узнать причину, и я наклоняюсь, вытягиваю шею, чтобы заглянуть под навес, наклоняясь достаточно близко, чтобы его выдох коснулся моей шеи.

– Потому что ты мне нравишься.

Я опускаю взгляд. К его лицу, его губам, его полуприкрытым векам. Он смотрит, не моргая, и я смотрю в ответ, над нами темный навес. Все это кажется нереальным. Как во сне.

Но по закону снов мы проснемся прямо сейчас. У Ворона не будет шанса испортить момент, задумавшись.

– Это моя плохая привычка – любить разрушительные вещи.

– Я не просила тебя протыкать себя стрелой.

– Нет, но ты чуть не сломала мне ребро, так трепыхалась подо мной.

Мое лицо вспыхивает.

– Ты… ты разбил мне голову!

Я ожидаю, что Ворон откроет ответный огонь своими остротами.

Но я совсем не ожидаю, что он станет серьезным.

– Болит?

Он протягивает ко мне руку, а я ее отталкиваю.

– Да. – Меня бесит, что я призналась ему в этом. Меня бесит, что боль в моей груди усиливается. Ты мне нравишься. Он просто говорит это, чтобы застать меня врасплох. Или он ожидает чего-то взамен. – Между прочим, ты мне не нравишься.

– Ни капельки?

– Нет.

– Не волнуйся, – говорит Ворон. – У меня достаточно времени, чтобы ухаживать за тобой. Я даже могу взять на себя еще одну стрелу, если понадобится.

Я качаю головой.

– Ты сошел с ума.

– Может быть, и так. Я не был бы первым в своем роде.

А я не сойду. Но потом я вспоминаю закат Мастера Яо. Все началось достаточно безобидно. Провалы в памяти. Более медленное восприятие. Он никогда не говорил о своих снах, но теперь я думаю о своих странных снах про небеса, которые начались восемь лет назад. Может быть, это первый симптом… нет, не лезь в неизвестность…

Неизвестное: Сколько крови потерял Ворон? Как много еще ему предстоит потерять.

Я не знаю.

Я снова на дне лодки, равнодушная к стреле, направляющейся к нему.

Я не знала.

Где искать Ку, и даже раньше – что изменилось во время голода, что стоило мне ее любви, – я не знала.

Я все еще не знаю.

Я осознаю, что поднимаюсь с кровати.

– Зефир?

Зефир – это имя той, кто всегда командует. Прямо сейчас я не чувствую себя ей. Я Цилинь, сирота, потерявшая всех, кто был ей дорог.

Живи или умри, и я не оставлю никакого следа в этой эпохе.

– Ты уходишь? – хрипит Ворон, когда я стою там, не произнося ни слова.

Когда-нибудь мне придется это сделать. Я вернусь на сторону своей истинной леди, и мы с Вороном снова станем врагами.

Когда-нибудь я не смогу сказать: