Когда я возвращаюсь в лазарет, Облако уже разложила вещи Лотос. Я прошу минутку побыть наедине, не заботясь о том, что это нехарактерно для меня, и беру юбку Лотос из тигровой шкуры. Так грубо, так дико. Этот мех когда-то отделили от плоти.
Мой желудок скручивается, и в следующий момент я заставляю свои пальцы обхватить рукоять секиры Лотос. Для этого тела она такая же легкая, как мой веер. Я прикасаюсь к лезвию – и отдергиваюсь, когда вспоминаю об отделенных им костях и органах. Я вижу солдат, которых Лотос выпотрошила в свои последние мгновения. Всех врагов. Я тоже убивала врагов.
Но это не одно и то же.
Я надеваю верхние одежды и юбку Лотос и оставляю оружие на выходе из лазарета. Кто вообще берет с собой на пир секиру?
И останавливаюсь как вкопанная.
Лотос, вот кто.
И возвращаюсь.
Ночь теплая, как объятие. Мы в безопасности – в безопасности, насколько могут быть последователи безземельной леди, наслаждающиеся гостеприимством губернатора Западных земель Синь Гуна в Городе Синь.
Но руки, которые поддерживают, также могут и задушить. И сегодня вечером на пиру я держу руку на секире Лотос, все мои чувства обострены в ожидании опасности.
Мои умозаключения подтвердились: мы выиграли Битву у Отвесной Скалы, но потерпели поражение на Пемзовом перевале. Миазма благополучно отступила через него и вернулась в столицу. Она все так же командует войсками империи. И Жэнь – более неспокойна, чем я когда-либо видела.
Я думала, что возвращение Лотос укрепит ее дух.
– За выздоровление воина, который внушает страх всему царству, – говорит Синь Гун.
Раздается барабанная дробь кубками вдоль длинных столов.
Синь Гун встречается взглядом с Жэнь.
– И за воссоединение величайшей семьи под небесами.
Говорит дядя, у которого не хватает мужества поддержать Жэнь или Синь Бао, если уж на то пошло, против Миазмы. Синь Гун не занимает никакой позиции, не бьется ни за какое дело – карикатура в эпоху, когда даже разбойники объявляют себя королями. Я смотрю на Жэнь и замечаю, как в ее взгляде пролегает тень. Толпа этого не замечает. Для них она всегда улыбающаяся, благодушная леди. Слуга наполняет ее кубок вином, и она поднимает его за всех собравшихся вассалов Западных земель.
– Мы с губернатором Синь будем работать над достижением одной и той же цели: укреплением наших войск и спасением урожаев, чтобы люди могли пережить грядущую войну.
При упоминании слова «война» улыбка Синь Гуна становится жестче. Ему
Но она обязана; это второй шаг в достижении цели Восходящего Зефира.
Место, которое я называла своим.
Пространство справа от Синь Гуна тем временем заполнено двумя молодыми людьми, один из которых рослый воин, а другой…
Мой взгляд застывает на нем.
…мальчик с золотой маской, юноша с того подземного собрания, который говорил о том, что ждет такого лидера, как Жэнь.
– Облако, – бормочу я, не сводя с него глаз. –
– А?
– Этот человек. – Я киваю на мальчика, который что-то говорит Синь Гуну. – Как его зовут?
– Его? – Облако откладывает ножку и, прищурившись, смотрит на подсвечиваемое сзади, наполовину скрытое маской лицо. – Это Сыкоу Хай.
В моем мозгу вспыхивает факел при упоминании этого имени. Он приемный сын Синь Гуна, его ближайший советник.
– Почему тебя это так интересует? – спрашивает Облако, замечая мое очевидно повышенное внимание к нему. – Только не говори мне, что он тебе понравился.
– Н-нет. – Я должна сказать больше; сестры так бы и сделали. – А тебе?
Облако моргает в недоумении, а затем щелкает меня по носу.
– Похоже, что твоя травма головы оказалась посерьезнее синяка.
Она вгрызается в голень, прежде чем я успеваю спросить, что она имеет в виду, и я остаюсь с блюдом козлятины передо мной, очевидно, любимым у Лотос – и друзьями с обеих сторон. Я проглатываю кусок козлятины молча и выжидая. Появляется новое блюдо. Все погружаются в свои мысли, и только тогда я рискую еще раз взглянуть на Сыкоу Хая.
Он ушел. Мои зубы скрипят.
Но потом – вспышка золота.