Сын атамана

Впрочем, улыбался он недолго, поскольку батя его сразу предупредил, что за ним будут постоянно наблюдать. И в случае подозрений на его счет, он может считать себя покойником. Илья Григорьевич все понял правильно. В глубокой задумчивости почесал затылок и прикинул, что деваться ему некуда, а потом согласился принять важный ответственный пост.

Только отбыл Илья Григорьевич, который направился в родную станицу Аксайскую, как перед войсковой избой, остановив еще не отошедших от быстрой скачки горячих коней, появились два десятка всадников. За исключением одного, широкоплечего бородача, по виду предводителя, все они молодые чернявые парни в папахах, серых черкесках с газырями для пороха и свинца, и при богатом справном оружии. Всадники остались на соборной площади, а двое, пожилой вожак и совсем молодой паренек с приятными чертами лица, немногим старше меня, проследовали к атаману.

Все это я видел в приоткрытое окно со второго этажа, и особого значения приезду похожих на черкесов новых людей не придал. В последние деньки в войсковой избе столько народу перебывало, что поневоле никакого внимания на это уже не обращаешь. Охрана гостей пропустила, значит так и надо. Однако здесь случай не рядовой и вскоре меня вызвали к атаману.

Непонятно, зачем я отцу понадобился, но лишних вопросов не возникло. Я вошел в помещение, где проходили все советы руководителей Войска, и где заседал войсковой атаман. Только оказался внутри, как сразу попал в крепкий замок из двух сильных рук. Первая реакция, конечно же, недоумение. Вторая, легкий испуг и, недолго думая, я саданул правой ногой, обутой в сапожок с окованным задником, в ногу человека, который меня схватил.

– Вишь ты, подрос как, – услышал я гулкий бас и оказался на вытянутой руке перед грудью пожилого здоровяка, который командовал только что прибывшими всадниками.

– Что же ты, – донеслось следом от отца, который сидел в своем кресле, и весело посмеивался, – дядьку родного не признал? Чуть что, так сразу пинаться. Нехорошо.

Действительно, передо мной оказался Петр Афанасьевич, старший из четырех братьев Булавиных, который находился на службе турецкого султана, проживал в городке Ачюев и считался кубанским казаком. Теперь-то мне стало понятно, кто к нам в гости заехал и, после того как меня опустили, шмыгнув носом, я сказал:

– Извини, дядька Петр. Не признал. Да и как тебя узнать, если виделись мы всего раз, когда мне четыре года было.

– Верно, – пробасил дядька и кивнул себе за спину. – Знакомься, тетка твоя, Ирина, жена моя.

Я посмотрел на второго гостя в комнате, молодую и весьма привлекательную брюнетку с большими красивыми глазами, которая была одета так же, как и парни на площади.

– Здравия вам, тетушка, – кивнул я.

На незнакомом языке девушка что-то быстро ответила и, блеснув белоснежными ровными зубками, мило улыбнулась, а Петр Афанасьевич слегка хлопнул меня по плечу и пояснил:

– Она черкешенка и наш язык пока плохо понимает.

– А что она говорит?

– Рада, что обрела новых родственников.

В разговор снова вступил отец:

– Ну, раз все знакомы, поехали к нам домой? Ты как, Петр?

– Сначала дела, брат. Я не один и не просто так приехал.

– Что же, давай поговорим…

Все присели за стол, отец вопросительно посмотрел на Петра Афанасьевича и старший Булавин спросил:

– Ты письмо Хасану-паше и мурзе Сартлану писал?

– Было такое, – согласился Кондрат. – С Василием Борисовым отсылал.

– Ты всерьез степняков и наших казаков в помощь против царя зовешь?

– Казаков да, всерьез. Пришло время им в родные края вернуться. А закубанцам сейчас не до наших дел, и я про это знаю. Здесь расчет на то, что если нас прижмут, может быть, удастся пересидеть на Кубани, или хотя бы детей с женами у вас спрятать. Кроме того, нам лошади нужны и постоянный торговый маршрут с вами хотим наладить.

– Мы так и подумали, – Петр Афанасьевич огладил черную как смоль курчавую бороду и продолжил: – Поэтому я к тебе и приехал, да не один, а с тумами, которые хотят Войску Донскому служить.

– Тумы это полукровки? – невольно спросил я.

– Да, – мне ответил отец. – Наполовину казаки, наполовину черкесы. Вроде бы и наши, но в то же самое время и горцы. Веры в Христа и Аллаха часто не признают, а живут по древним традициям. – Кондрат вновь сосредоточил внимание на старшем брате: – Тумы понятно, у вас не прижились и закубанцам они по крови и вере чужаки, возьму их к себе. Однако, что казацкие старейшины сказали? Будет нам помощь?

– Пока нет, Кондрат. На Кубани опять смута, сам сказал, что про это знаешь. Крымчаки с ногайцами на ножах, а черкесы под шумок тех и других вырезают. Поэтому Хасан-паша наших казаков, как обычно, между их кочевьями ставит. Мы отряды молодых джигитов останавливаем и обратно заворачиваем – служба у нас такая. Но к весне все должно успокоиться, и тогда к тебе не меньше тысячи казаков с охочими горцами придут. Не навсегда, конечно, а на время. Самим порезвиться и дувана добыть.

– Понимаю. А что насчет лошадей?