Сын атамана

И вот, когда казалось, что конную калмыцкую орду уже не остановить, из казачьего строя раздались дружные ружейные залпы, а над полем разнесся чистый и сильный звук армейского горна. А потом, повинуясь сигналу из неприметной глубокой балки по левому флангу «царских калмыков» на поле вылетела казачья конница. На первый взгляд, не менее трех тысяч сабель.

Воины хана растерялись и придержали коней, после чего остановились, а затем и попятились. Они попытались ответить на ружейный огонь стрельбой из луков, но и от воинов разбойных мурз в ответ полетели стрелы. Страх затмил разум многоопытного хана Аюки и, заворачивая коня, он рванул поводья и направился к запасной тысяче, которая должна была прикрыть его отход.

Однако поздно. Когда хан повернул своего коня, он увидел, что над курганом уже развевается кумачовое казачье знамя, а вдали виднеются убегающие всадники с бунчуком тысячника Чимида. Он выхватил богато украшенную драгоценностями бухарскую саблю, хотел врубиться в гущу врагов, но раздался меткий выстрел и пораженный свинцовой пулей в голову хан Аюка скатился с коня, упал на землю и замер.

Уцелевшие воины «царских калмыков» разнесли по своим кочевьям весть о поражении. Паника поднялась сразу же, и началось бегство. В орде хана Аюки еще могли собрать больше десяти тысяч воинов, но о сопротивлении никто не думал. Кинув в телеги самое необходимое, оставив юрты и бросив стада, ища спасения, племена устремлялись к Кубани. Но уйти смогли немногие, поскольку не зря верховской есаул Григорий Банников взял в этот поход калмыцких мурз с их дружинами. Воины Четыря и Чеменя перехватывали беглецов, возвращали на место и объявляли, что отныне все калмыки, ранее подчинявшиеся Аюке, переходят к ним под руку, а они присягают на верность Войску Донскому.

Рядовые кочевники не видели никакой разницы между царем и донцами, так же как между Аюкой и Чеменем, которого избрали новым ханом. Главное – кроме родов старого хана и его ближних людей никто не пострадал. А когда бывшим «царским калмыкам» еще и скот вернули, затихли даже самые непримиримые.

Первый поход Первой армии закончился полной победой казаков. И пока новый хан наводил порядок в своих владениях, есаул Гришка Банников со всем войском возвращался домой. Он мчался на горячем чистокровном жеребце, который ранее принадлежал ханскому сыну Нимгиру, осматривал караван с богатой добычей, и постоянно останавливал взгляд на одном из возов. На этой повозке, которую тянула пара крупных волов, среди всякого добра из сундуков Аюки, сидела и другая добыча, так и не ставшая женой Нимгира черноглазая красавица Кермен.

«Женюсь, – думал Григорий, понапрасну горячил жеребца, снова смотрел на степную красавицу, и добавлял: – Моя будет, окрещу и женюсь».

18

Россия. Тамбов. Глуховский лес. 22.09.1707.

– Дед Федор, дед Федор, – мальчонка лет двенадцати дергал старейшину за рукав.

– Чего тебе? – просыпаясь, спросил кряжистый дед.

– Там Михайло пришел. Говорит, по лесу чужие ходят, – зачастил малец.

– Сейчас выйду, пусть подождет.

Паренек выскочил наружу, и бывший стрелецкий сотник, а ныне беглый старовер и старейшина затерявшегося в лесах небольшого племени Федор Кобылин, огляделся вокруг. Землянка, топчан, вот и все что осталось у него на старости лет, а ведь когда-то в почете был, жену имел, деток малых и торговую лавку на Москве. Да только в прошлом это. Все отняли царевы люди, а теперь, видно, и сюда добрались. Даже глухомань стала интересна людям царя Петра.

Кобылин встал, крякнул и с трудом приподнял старый дубовый топчан. Здесь на медвежьей шкуре, обернутая холстиной, лежала его верная пищаль и огненный припас к ней. Спокойно и не торопясь, как делал много раз до этого, бывший сотник вынул оружие, снарядил его и вышел наружу.

На поляне возле землянки, переминаясь с ноги на ногу, его ждал племянник Михайло. Больше похожий на бурого медведя, чем на человека, косматый крепкий парень, знающий Глуховский лес как свои пять пальцев прирожденный лесовик. Единственный, кого Кобылин смог спасти во время побега из Москвы.

Федор посмотрел на племянника и спросил:

– Что там, в лесу?

– Трое, идут к нам, не местные, – как всегда, Михайло был немногословен и добавил: – Ловушки обошли. Сейчас на привал остановились.

– Солдаты?

– Нет, не похожи. На казаков смахивают.

– Собирай людей, – приказал старейшина.

Михайло бросился по лесному поселку кликать мужиков на сбор. Хотя какой это поселок? Три десятка землянок с раскиданными по лесу пасеками и полянами, на которых паслась скотина.

Через несколько минут все кто оказался на месте, а не на промыслах, в количестве семнадцати душ, выступили вслед за Федором и Михаилом в лес. Вооружены мужики были простенько: две пищали, пяток сабель, старенький пистоль, топоры, вилы и дубины. С солдатами, конечно, не потягаешься, но любителей сдать властям место обитания старообрядцев и нажиться на этом, за десять лет ловили не единожды.