Система отбора и приема беглых людей в казаки дала сбой, слишком велик оказался наплыв беглецов, и требовалось подкрепить устои казачьего общества силой сабель или пойти на поводу у толпы. Ясно, что толпа дает воинов, пусть слабых в бою и плохо обученных, но много. Однако, принимая ее законы, о своем государстве можно забыть. И вот в связи с этими всеми делами Кондрату предстояло сделать, как мне казалось, нелегкий выбор, и он его сделал. Сила у Булавина под рукой имелась, пять тысяч сабель Банникова стояли под Черкасском, и атаман решил направить их в Раздорскую.
Сегодня Кондрат вызвал Григория для разговора и я при этом присутствовал. Как обычно, под диктовку отца писал письма самым разным людям и когда командующий Первой армией прибыл, остался на месте.
Банников, легкий на ногу, средних лет сильный чубатый казак, вошел к атаману и, по-доброму улыбнувшись, произнес:
– Здрав будь, Кондрат. Зачем звал?
– И тебе не хворать, Григорий, – ответил отец. – Вот спросить тебя хочу, ты мне веришь?
– Конечно, Кондрат. О чем разговор…
– Так вот, голутвенные и беглые требуют казачью казну раздуванить по справедливости. Что думаешь?
– Хрен им! – не раздумывая, ответил Гришка, тут же перекрестился и прошептал: – Прости Господи, за словеса мои непотребные.
– Вот и я так думаю. Поэтому возьмешь пару тысяч казаков и поедешь в Раздорскую, они там сейчас собираются, хотят толпой в Черкасск идти и справедливости требовать. Так ты им объясни, Гриша, что война идет, а кто не в войске, тот дармоед и Тихому Дону не нужен.
– А если они в драку кинутся?
– Тогда руби всех насмерть, Григорий, и помни – если не задавить гультяев сейчас, завтра они растянут все, что мы потом и кровью добыли, и не получится у нас ничего из того, что было нами задумано. Хотят быть казаками? Пускай в войско вступают и кровь прольют. А нет, так гони этих холопьев обратно на Русь. Царь Петро им быстро объяснит, что есть справедливость и почем нынче волюшка.
– Понял, Кондрат, все сделаем, – кивнул Банников, перекрестился на висевшую в углу икону, что-то прошептал себе под нос и выбежал за дверь.
Григорий умчался поднимать своих ветеранов, а Кондрат еще долго сидел и над чем-то раздумывал.
– Батя, – окликнул я его тогда.
– Чего, Никиша? – он посмотрел на меня.
– Вот ты сейчас Григорию сказал, что мы не достигнем того, чего хотим. А чего мы хотим, ведь каждый атаман и полковник за свою правду бьется? Скоропадский с Чечелем за вольную Малороссию и независимого гетмана Мазепу. Это понятно, царь «23 пункта» не выполняет и малороссийские земли все плотней под себя подгребает. Лукьян Хохол и Костя Гордеенко за волю казацкую, чтобы на Сечи все, как и прежде осталось. Поздеев, Зерщиков, Фролов, донские старшины и Кумшацкий думают царя попугать, автономию получить и остаться в составе России. Лоскут, Драный и Павлов Иван хотят до Москвы дойти и всем крепостным людям свободу дать. А как ты видишь дальнейшее наше житье?
Помедлив, отец ответил:
– Непростые у тебя вопросы, сын, и это хорошо, думающим человеком растешь. Ты прав, каждый командир в наших армиях конечную цель видит особо. Но пока наши общие цели совпадали. Было необходимо уничтожить карателей и зубы свои показать. Мы это сделали. Теперь надо от царя отбиться. И мы отобьемся. Что после этого делать? Пока даже не знаю, хотя немало над этим думал. И если по-простому, надо на Москву идти и выкорчевать род Романовых под корень, но боязно.
– Тебе, и боязно? – удивился я.
– Да, сын. Столько лет цари в белокаменной на троне сидели, что народ к этому привык, и может так получиться, мы сами по себе останемся. И тогда всем плохо придется. Представь себе, что взяли мы Москву – это вполне возможно. Но дальше-то что? Оставить там гультяйство, которое будет каждый день нового атамана избирать и боярское добро от рассвета до заката дуванить? Нет уж, такого нам не надо.
– Но ведь в Воронеже, Царицыне и многих городках, что с нами, все нормально.
– Правильно, потому что мы рядом и силой оружия всегда готовы свои законы поддержать. Опять же народ на окраинах российских понимающий и не понаслышке знает, что воля казацкая это не вседозволенность, а в первую очередь обязанность перед обществом. А дальше, в Центральной России, темный лес. И даже посади мы сейчас на трон крестьянского царя, вполне возможно, что он станет таким кровавым палачом, против которого Ероха Окаянный просто шаловливый мальчишка с детскими мечтами о выходе к Балтийскому морю любой ценой.
– И что же делать?
– Делать? – Кондрат, слегка прищурив глаза, посмотрел на меня и сказал: – Необходимо дать Руси нового царя, возможно даже Романова, который больше о людях, чем о завоеваниях будет думать, и собрать всех казаков в единое целое, дабы мы могли не только себя защитить, но и тех, кто с нами заодно. Это для начала, а там видно будет. Однако от Руси отворачиваться не след. Хотя тот же султан османский всегда будет рад нас под свое крыло принять, со всеми нашими свободами и вольностями. Да и Речь Посполитая понимает, как много она потеряла после ухода Малороссии и запорожцев к Москве.