Сын атамана

– От донских атаманов молодцов, от Кондратия Афанасьевича Булавина и от всего Великого Войска Донского, всем астраханским стрельцам, солдатам и жителям. Ведомо нам, какие горести и притеснения вы претерпели от царевых воевод да иноземцев, поскольку сами претерпели немало. Вот потому, не имея больше возможности терпеть, поднялись мы всем Войском Донским и, призвав себе на помощь братьев наших с Сечи, Терека и Яика, а также все желающее воли крестьянство, отошли от царя московского и порешили своим государством жить по законам справедливым. Помня про удалой и славный астраханский народ, обращаемся мы к вам и желаем вашего присоединения к делу нашему. Богатая и привольная Астрахань должна стать самостоятельным и независимым торговым городом, который будет управляться по справедливости и правде, избираемым советом из лучших людей, как при Степане Тимофеевиче Разине было. В том наше самое главное желание. А если у вас беда будет, то мы на помощь придем, а коли у нас, то вы к нам.

– Вона как… – протянул один из стрельцов.

– Что делать будем, други? – поочередно оглядывая товарищей, спросил Никитин.

– Если все, что в этом послании написано, есть правда, – отозвался сидящий на бочке и до сего момента молчавший старый десятник Кадочников, – надо казакам помочь. Опыт самоуправления у нас есть, что при Разине, что в это восстание наше неудачное. Совет городской избирали и нормально справлялись. Торговля на Каспии будет, рыба еще не перевелась. Да и производство наладить можно. Селитреные заводы уже имеются, а если подумать, то еще много полезного сделаем. А если казаки без нас победят, таких условий уже никто не предложит, поскольку везде по суше только они и будут.

Обсудив еще раз предложение донских казаков, стрельцы решили встать на сторону восставших. Рано поутру поодиночке они расходились, неся слова донского атамана Булавина ко всем горожанам. И слова эти находили отклик в душах людей, которые знали, каково это жить в нищете и бесправии, рабом, к которому относятся хуже, чем к собаке.

27

Россия. Петербург. 10.11.1707.

Весь минувший год, царь Петр Романов провел в дороге и государственных делах. Все это время он мечтал об одном, увидеть свой парадиз, город его имени – Петербург. И вот, наконец-то, он здесь, и видит, что дело всей его жизни воплощается согласно замыслам.

Несмотря на осеннее время и промозглые сырые погоды, работы не прекращались ни на миг. Всюду стучали молотки и топоры, визжали пилы, а тысячи людей не щадя ни здоровья, ни живота своего, строили парадиз. И каждое утро с самого раннего часа царь убегал в город и носился там до позднего вечера, за один короткий ноябрьский день, успевая побывать и в крепости, и на стройках, и в порту, и на верфях. А иначе никак, ибо везде находились дела, которые он не мог поручить никому иному.

В эти дни Петр старался заниматься государственными делами только по минимуму. Когда речь заходила о мечте, царь становился упрям и никто, включая подругу жизни Екатерину и верного слугу Александра Даниловича Меншикова, не мог его отвлечь. Царь видел плоды своих трудов, и всегда вспоминал, что раньше в этих диких местах не было ничего окромя болот, и только его хотением и желанием, здесь встает город-сказка, которому удивится любой европейский монарх.

Вот и сегодня вечером он вернулся в свой двухкомнатный обшитый тисом небольшой рубленый домишко, и сразу же попал в объятья милого сердешного друга Екатеринушки. Проворная и хозяйственная женщина сразу же принялась накрывать на стол, при этом выговаривая царю:

– Что же ты, хозяин дорогой, так долго? Измучилась я без тебя. Весь день в одиночестве. Все одна, да одна.

– Дел много, Катеринушка, труды и заботы многие. Сама понимать должна. Чай, не с простым человеком живешь, а с самодержцем всероссийским.

Плотно поужинав и полюбезничав с сердешным другом, царь прошел в кабинет, где его уже поджидал секретарь Алексей Макаров. Вид у Макарова был невеселый и царь спросил:

– Что, Алешка, беда, какая случилась или Карлус Шведский опять на нас наступает?

– Нет, государь, Карл Шведский только по Речи Посполитой идет, где на зимние квартиры встать планирует. Все, как и вчера.

– Тогда что?

– Казаки… – выдохнул Макаров.

– Говори, – посмурнел Петр.

– Сегодня бумага пришла, подтверждающая, что отряд полковника Долгорукого на Дону уничтожен, да еще Воронеж взят, да Тульские заводы разорены, да к Липецким воры подбираются.

Царь резко побагровел лицом, рванул ворот рубахи и прохрипел:

– Ах, воры! Воры! Такие известия и в один день. Ведь я приказал Боуру со всем корпусом вдогон за мятежниками Кумшацкого следовать и разгромить их беспощадно.

– То не Кумшацкий. Он только Тулу погромил и с предместьев людишек мастеровых с семьями свел. Бунтовщики на Дону нового войскового атамана избрали, именем Кондрашка Булавин. Собрали силу большую, заняли Черкасск, да прежнему атаману Лукьяну Максимову и верной старшине головы посрубали.

– Как они смогли?

– Пока не ясно, государь…