Сын атамана

– Трудно нам будет.

– Да уж, нелегко. Но ты ведь мне поможешь?

Посмотрев на отца, который весело улыбался, невольно, я тоже расплылся в улыбке и подтвердил:

– Да, конечно же, помогу.

– Вот и добре, сын. Главное, что я не один. Ты рядом, Игнат Некрасов вскоре вернется, Банников готов любой приказ исполнить, и Филатов с нами заодно, а сколько сотенных командиров и полковников готовы меня поддержать, таких сразу и не сосчитаешь. Вот поэтому я и думаю, что все у нас получится.

26

Россия. Астрахань. 05.11.1707.

Поздней ночью на Табачный двор, который находился в Белом городе славного города Астрахань, стекались люди. Шли они, как правило, тайком. Пробираясь темными переулками, мало хожеными в ночное время улочками и дворами, испуганно замирая каждый раз, когда по дорогам топали сапоги солдатских патрулей и ночных сторожей. Около полуночи семь человек собрались, где и было заранее оговорено, в небольшом сарае, который притулился в темном углу Табачного двора…

В 1705 году вспыхнула Астрахань, поскольку не могли больше местные стрельцы и солдаты терпеть дерущего с них три шкуры и не оставлявшего никакой возможности прокормить свои семьи городского воеводы Ржевского. Корыстен был этот воевода чрезвычайно. Хлебного жалованья давать им не велел, с бань брал по рублю и по 5 алтын, с погребов по гривне и подымных по 2 деньги с каждой печи. Хочешь заточить топор? Плати 4 алтына. Хочешь сварить пива или браги? Опять плати, с конного стрельца 5 алтын, а с пешего полная гривна. Вдов стрелецких, чьи мужья погибли в Свейском походе, и с тех, деньги требовал, да и слушать не хотел, что нечего им отдать. Бил женщин на правеже и доходило до того, что некоторые семьи родных детей и свои худые домишки продавали, а затем шли по миру. Впрочем, и другие начальники, рангом поменьше, от него не отставали. Особенно выделялся стрелецкий командир Чижевский, который даже повелел у стрельцов ружья отобрать.

Вот тогда и собрались заодно стрелец Московского полка Григорий Артемьев, стрельцы Гачалов, Шелудяк и пушкарь Тысячного полка Гурий Агеев. Сговорились они биться за правду, и ранним утром 30 июля началось восстание.

Заговор астраханских стрельцов увенчался полным успехом. В один день были взяты под белы рученьки и казнены три сотни местных командиров, иностранцев и воевод. Причем индусская и персидская городские торговые общины, которые насчитывали по несколько сот человек, не пострадали вовсе, а били восставшие только офицеров и чиновников из европейцев. А городского воеводу Ржевского после долгих поисков обнаружили в курятнике, приволокли на круг и там, всячески пытая и запихивая ему в рот серебряные рубли, предали мучительной смерти.

Шесть месяцев продержалась астраханская вольница, но на помощь им никто не пришел. Даже донские казаки, на которых и была основная надежа. Наоборот, тогдашний войсковой атаман Максимов отправил на Волгу в помощь посланному для подавления бунта царскому боярину Шереметеву четыре казачьих полка.

Попытались стрельцы вымолить у царя прощения и объяснить, почему они пошли на бунт, но было поздно. В конце января 1706 года воевода Шереметев предпринял штурм города, и восставшие были разбиты. Под следствием оказалось 500 стрельцов и солдат. И вот тогда пришла им расплата, 314 человек были казнены, а еще 45, не выдержав пыток, погибли в городской тюрьме.

За это дело воевода Шереметев получил от царя 2 400 дворов крепостных людишек. А в Астрахань на руководство городом был назначен деятельный Федор Матвеевич Апраксин и, казалось, что все окончательно успокоилось.

Однако искры недовольства продолжали тлеть среди стрельцов и солдат. Некоторые активные участники бунта уцелели, и сегодня они собрались вместе…

– Ну что, все в сборе? – спросил стрелецкий десятник Федор Никитин.

– Да, – откликнулся ему другой десятник, Петр Кириллов. – Говори, зачем собирал, а то опасно нынче по городу в ночную пору ходить. Не забылся еще наш прошлогодний бунт.

– Это точно, – поддержал его конный стрелец Иван Борзов. – При малейшем подозрении в подвалы на дыбу поволокут.

– Так вот, – начал Никитин, – с Царицына верный человек прибежал и сказывал, что город отдался казакам. Притеснений тамошним стрельцам и служивым людям не чинят, грабежей нет, а войско казачье на Черный Яр двинулось.

– Верно, – подтвердил его слова Борзов. – Был сегодня в Приказе и там разговор слышал, что скоро вверх по Волге всеми полками двинемся.

– А нам что с того? – спросил Кириллов.

Никитин прошелся к двери, кинул взгляд на двор и, убедившись, что все спокойно, вернулся в круг и продолжил:

– Надо к казакам переходить…

– Нет! – возмутился один из стрельцов. – Они нам помощи в прошлом году не дали и мы в стороне останемся.

– Цыц… – шикнул на него Никитин. – Человек, что ко мне прибежал, письмо принес от атамана Булавина, войсковой печатью скрепленное.

Никитин достал из-за пазухи свернутый лист бумаги и все присутствующие, заинтересованные посланием, придвинулись ближе.

Аккуратно развернув послание, Никитин полушепотом принялся зачитывать: