Сын атамана

– Эй, парень! – окликнул его с саней кряжистый седой дед в теплом тулупе и сдвинутой на бок меховой беличьей шапке. – Ты откуда будешь?

Подобные вопросы в дороге Митяю задавали несчетное число раз, и он привычно ответил:

– Из-под Старой Руссы, деревня Яблоновка, крепостной крестьянин помещика Федорова.

– Теперь ты уже вольный человек, а не крепостной.

– Это да, теперь-то я свободен.

– А как же ты дошел сюда, в такую-то даль?

– Ногами, дедушка, своими собственными ногами. От Твери на Вязьму, а потом понеслось: Брянск, Орел, Воронеж.

– Силен… – уважительно протянул дед и спросил: – Видать, крепко тебя допекло?

Парень вспомнил свою погибшую невесту и ненавистное лицо боярина Федорова, его ладони сжались в кулаки и, мотнув головой, он почти прорычал:

– Крепко.

– Как тебя зовут?

– Дмитрий Корчага, можно просто Митяй. А тебя деда?

– Федор Кобылин.

– А вы куда едете, дед Федор?

– На Богатый Ключ. Сами мы с Тамбова, за истинную веру гонениям подвергались, а теперь на берегу Тихого Дона поселимся, и жить станем.

– Значит, на постоянное поселение вместе с женами, детьми и скарбом?

– Да. А ты чем заниматься собираешься? Наверное, в войско казачье вступишь?

– Постараюсь.

– А почему в Воронеже не остался, там ведь армия Поздеева стоит?

– В этой армии казаки низовые, из зажиточных. Таких бродяг, как я, они к себе на равных правах не берут, а в обозные слуги мне самому идти не хочется. Есть желание воином стать, на коне скакать и помещиков саблей рубить. Поэтому на Дон пришел. Говорят, у полковника Павлова можно в пехоту записаться.

– Так это тебе, парень, в Черкасск надо, на левый берег Дона. И это лучше всего у Аксайской переправы сделать.

– И что, мне теперь назад поворачивать?

– Раз уж ты к Богатому Ключу направляешься, давай иди, там тоже переправа имеется.

– Понял.

За разговором с Федором Кобылиным, который оказался старейшиной староверской общины, к вечеру Митяй дошел до Богатого Ключа, поселения, которое возникло на правом берегу Дона всего три месяца назад.

Здесь парень увидел нескончаемые ряды бараков, конюшен и складов, вокруг которых суетились тысячи людей. Дымили костры и печи, постоянно проносились одиночные всадники на резвых конях и тянулись по дорогам пустые и груженые обозы. Где-то был слышен заливистый девичий смех, ржание лошадей, и тихая печальная песня, которая доносилась из ближнего барака:

«Ой, як тяжко в свити стало, бо ти прокляти пани,
Из нас шкуры поздирали, та пошили жупани»…

Обоз староверов встречали хорошо и добротно одетые казаки, которые представились как доверенные люди Ильи Григорьевича Зерщикова. Они провели обоз по городку к одному пустому бараку с парой пристроек для скота, и поселенцы стали устраиваться на новом месте, в котором им предстояло находиться до тех пор, пока они не присмотрят себе место для постоянного поселения.

На ночь Корчага остался с раскольниками, которые его накормили и напоили, а за это он помог им чистить лошадей и разгружать сани. И уже в темноте, сидя подле печи в теплом бараке, Митяй познакомился с племянником старейшины, Михаилом Кобылиным, здоровенным парнем с добродушным лицом наивного простака, чем-то смахивающего на ученого медведя.

Михайло был чуть постарше Митяя, хороший лесовик и молчун. Вроде бы и говорить парням было особо не о чем, они были совершенно разными людьми, но, тем не менее, разговор у них склеился. Племянник старейшины скупо поведал Корчаге о своем житье-бытье в тамбовских лесах и историю о миграции раскольничьих общин на Дон. А Митяй не отставал, тоже кое-что уже в жизни видел, и ему было чем поделиться. И просидели они за историями и байками до самой поздней ночи.

Переночевав вместе с поселенцами, Митяй встал чуть свет, снова помог мужикам по хозяйству, и тем самым отработал завтрак. Пришла пора спуститься к Дону и переправиться на другой берег реки, а там уже направляться к столице Войска Донского.

Лесовик вызвался проводить Митяя до реки. Парни шли мимо бараков и, совершенно случайно попали в неприятную ситуацию. Протискиваясь через узкое пространство между двух строений, молодой Кобылин ненароком задел плечом двух справных казаков лет по двадцать пять, при оружии, которые стояли на одном месте и общались с симпатичными девчонками, если судить по протяжному и немного напевному говору, откуда-то с Вологодчины.

Кобылин на ходу извинился, но казаки, видимо, желая показать себя во всей красе перед девушками, дружно кинулись на него со спины, сбили лесовика на грязный истоптанный снег и начали жестко бить молодого раскольника ногами. Старовер парнем был здоровым. Он закрыл голову руками и, подобно медведю, размахивая мощными руками, попытался встать. Подняться ему не дали, и снова свалили, но при этом Михайло разбил одному из нападавших нос и сильно задел бок второго.

– Ах, ты еще и сопротивляться, голь перекатная! – выкрикнул один из казаков.

– Бьем насмерть! – зло сказал второй, утирая рукавом нового кафтана обильно льющуюся из носа кровь.