Сын человеческий. Об отце Александре Мене

Силой его молитвы объясняется, что никто из прихода не пострадал, несмотря на то, что тогда это было вполне реально. Никто, кроме одного человека, про которого я спросил о. Александра, почему это произошло, и он ответил: С. перестал делать то, что я ему говорил. Этот прихожанин получил срок за «антисоветскую деятельность» и, кажется, за религиозную пропаганду.

Той же силой молитвы я объясняю, что у меня никогда не было неприятностей с ксероксами. Тогда копировальная техника была почти под запретом. Мне же для моих читательских нужд требовались редкие книги. Я делал с них копии. Одна моя знакомая работала на заводе в районе метро «Курская» и имела доступ к множительной технике. Она-то и помогала за небольшую плату пополнять мою библиотеку скопированными томами. Я упомянул об этом в разговоре с о. Александром. Он тогда работал над своей книгой «На пороге Нового Завета» и попросил меня сделать копию. Я сделал. Потом этот обмен услугами вошел у нас в правило. Я таскал по центру сумку с пачками листов, слегка напрягаясь при виде милиционеров, но никогда и никаких проблем у меня в связи с этим не было. Меня словно хранила мягкая и прозрачная стена. Знаю, что не одного меня – большинство прихожан. Да нет же, не большинство – всех.

Однажды, когда я был у него в сторожке, он заговорил о возможностях человеческого мозга…

Скажу два слова немного не по теме. Когда я входил в сторожку и заставал его за едой, приготовленной замечательной Марией Витальевной, заботящейся о его быте в сторожке, – первый жест, который меня встречал, это протянутая навстречу тарелка с угощением, в эту минуту он забывал о собственной еде. В жесте не было ничего нарочитого – он давно понял, что счастье приходит, когда отдаешь себя другому, когда вносишь в жизнь другого заботу и поддержку. Это понимание стало его природой. И это единственный рецепт счастья. Я долго шел к нему, пока не убедился в его непогрешимости и не перепробовал все остальные, и все они оказались непрочными. Но до сих пор этот естественный жест отдачи, который у него был легок, как бабочка, мне дается с трудом.

Собственно, это тоже условие молитвы – отдавать. Меня поразил тот факт (возвращаясь к восточным практикам), что о. Александр после нашего разговора о Востоке принес мне книгу Вивекананды «Карма-йога», суть которой сводилась к тому, что любое действие надо совершать не для своей выгоды, а для Бога. Там же было правило, которое потом взял на вооружение Карнеги и многие другие учителя практической духовности – не планируй результат, планируй действия. «Это настоящий мудрец» – сказал он, вручая мне книжку Вивекананды.

Позже он обратил мое внимание на то, что все восточные духовные практики основаны на нравственности – на тех же примерно установках, которые встречаются в Библии: непричинении зла, сострадании, милосердии. «Без них ничего не выйдет, – сказал он тогда, – никакие медитации и никакие духовные практики не могут быть успешными без любви и чистоты». Тогда мне это показалось странным. Техника дыхания, позы, медитация, на мой взгляд, должны были бы обладать собственной несокрушимой силой – при чем тут милосердие как основа их успеха? Позже я понял правоту своего тогдашнего духовника. Злоба, зависть, эгоцентризм, похоть – сильнейшие энергетические блоки, которые делают для меня недостижимым сияние духа, возводя стенку между мной и Богом.