По той же причине он любил поэзию – А. Белого, Маяковского, Пушкина, о котором говорил, что в прозе Белого движется речь, а в прозе Пушкина – сама жизнь. О Бродском после короткого размышления сказал, что нравится, о Пастернаке отмалчивался, хвалил Давида Самойлова, об А. Зорине сказал, что талантлив, о Евтушенко, что очень талантлив и что если бы был более верен нравственным установкам, мог бы развиться в удивительного поэта, об Ахматовой в том смысле, что как же ей не писать трагические стихи, когда всех близких кого расстреляли, кого посадили. Любил Волошина и Иванова. Белым же восхищался иногда с некоторым юмором – что вот взял человек и написал целую поэму под названием «Я». У него дома одно время жила Надежда Мандельштам, но об Осипе мы с ним не говорили, а жаль.
Однажды сказал – хотите дам вам тему для романа? Я поспешно отозвался, что уже есть. До сих пор жалею. Но, думаю, что «Матрос на мачте», мой роман о Вл. Соловьеве, ему бы понравился. Портрет Соловьева висел у него в сторожке. Соловьева он любил и почитал. Думаю, что мой собственный интерес к философу начался именно тогда.
Про Соловьева он, в частности, говорил, повторив это потом на лекции, когда вам будет трудно, тягостно, не спешите отчаиваться, поезжайте к нему на могилу, в Новодевичий. Он вас там встретит, обогреет, утешит, развеселит. И это именно так. Я сам пробовал. Люди и литература, связанные с источником, с «домом», не умирают. Утешают и веселят, когда к ним приходишь.
...Никогда о. Александр не был ни агрессивен, ни жесток. Сначала поддержать, передать силу и веру, вывести из отчаяния, а потом уже разговор о том, что делать дальше.
Нереализованные души. На всех не женишься
Несколько раз я слышал от него высказывания по поводу Гоголя. Первое было связано с темой «нереализованных душ», как он ее обозначил.
Есть люди, которые сначала не отличаются какими-то особыми талантами или обладают ими в обычной степени, но вот с ними что-то случается. Человек словно загорается или пробуждается. Его словно подменяют, как будто в него входит неизвестная сила и он начинает делать и совершать поступки, явно превосходящие его собственный потенциал. Все мы знаем «писателей одной книги». Грибоедов, Ершов, Сервантес… С ними происходило что-то загадочное – вселялся какой-то волшебный дух, а потом уходил. «Посмотрите, до «Вечеров» Гоголь не создал ничего особенного, а потом словно щелкнули выключателем, – говорил о. Александр, пока мы шли по дороге к станции «Пушкино». – И потом, после первой части «Мертвых душ», снова – щелк, и ничего не получается. Вот что тут может происходить – нереализованные души».
– ?