Сын Эльпиды, или Критский бык (СИ)

На другой день я покинул дом. Мирон, по просьбе матери, позвал того самого возчика Ктесия, который возил нашу семью в город Ялис десять лет назад: он все еще промышлял этим делом и исколесил весь Родос вдоль и поперек. Этот человек, сидевший сейчас без работы, вспомнил меня и обрадовался мне.

- Неужели это малыш Питфей? Ишь какой вымахал! Ничего, дальше пойдешь на собственных ногах, - и даже со своей палкой можешь далеко уйти!

Я улыбнулся, глядя в его доброе морщинистое лицо. Я подумал, что буду петь и играть для Ктесия в дороге, - и пусть только кто-нибудь попробует сказать, что это зазорно.

Мирон помог мне уложить вещи на телегу - я опасался, что старая кобыленка Ктесия не сдюжит, но возчик заверил меня, что она еще крепкая. Хотя я брал не так много тяжестей: несколько смен одежды, запас еды, лекарственных снадобий, связку книг и мою кифару. Деньги я взял только те, что оставались в моем поясе и посохе с изображением Афининой совы. К бабкину наследству я не прикоснулся - эта половина таланта серебром хранилась дома, у матери.

Я вскочил на телегу, без чьей-либо помощи, - и, свесив ноги, помахал матери, Гармонии и Пандионе. Хотя я был рад начать самостоятельную жизнь, я ощутил, что задыхаюсь от слез: фигуры Эльпиды и моих сестер расплылись перед моими глазами. Потом телега тронулась.

В последний миг, смахнув слезы, я увидел, что к матери и девочкам присоединился отец: Никострат положил свои мощные руки на плечи жене и Гармонии, глядя мне вслед. И вот наш дом скрылся за поворотом.

Я понурился - мне было тоскливо. Но затем мы проехали школу, и несколько мальчишек, узнав меня, прокричали мне вслед: “Питфей Гефестион”. Я ухмыльнулся и показал им кулак.

Враги помогают человеку взбодриться; и я вдруг подумал, что в прозвище “Гефестион” нет ничего худого. Это имя, данное в честь мастеровитого и могучего, хотя и не отличающегося красотой бога-кузнеца, выделяет меня из толпы. И недаром именно Гефест получил в жены Афродиту, прекраснейшую покровительницу Коринфа и моей матери!

При мысли о собственной невесте меня опалило жаром. Какой я снова увижу ее, а она - меня?

Мы приостановились у городских ворот; стражники, осмотрев телегу и не найдя ничего подозрительного, выпустили нас. Мы покатили по дороге между полей.

Некоторое время старый возчик молчал, сидя спиной ко мне и правя своей лошадью; но потом обернулся и спросил:

- Чего ты ищешь в Ялисе, малыш?

Я выпрямился.

- Собираюсь петь и играть в богатых домах. Если хочешь, дядька Ктесий, я и тебе спою.

Он обрадовался:

- Сделай милость!

Конечно, я был не чета этому вознице, - я происходил из благородной семьи, а на самом деле был царевичем. И не только благодаря госпоже Поликсене. Бабка моя еще прежде, чем стала царицей, была в родстве с коринфскими тиранами.

Однако теперь чваниться мне не годилось. И Никострат был прав в том, что занятие музыканта низводит меня почти что до положения уличных артистов… хотя я надеялся подняться выше и снискать славу, но это было еще впереди. Так что я пел для Ктесия все, что могло бы ему понравиться; и рассказывал ему сказки, почти как моим сестрам. Он оказался невзыскательным и очень благодарным слушателем - и, право, мне думается, что радость, доставленная такому простому работяге, часто стоит больше, чем потакание утонченным прихотям аристократов.

Так мы доехали до Ялиса. Город этот в древние времена был основан минойцами, которые, конечно же, овладели многими островами Эгейского моря благодаря силе своего флота. Но теперь, как и на Крите, здесь господствовали дорийские греки. В отличие от нашего Линда, в Ялисе существовала не тирания, а аристократия. Это могло послужить мне на пользу… и одним из ялисских аристократов как раз был Каллист, друг нашей семьи. Он приезжал в Линд, чтобы посетить несколько симпосионов моей матери: я так понимаю, что отец даже ревновал матушку к нему, хотя в детстве я об этом не догадывался.

Ктесий подвез меня к самому портику Каллистова дома. Я расплатился с ним, поблагодарил за все и хотел отпустить; но мой возница заявил, что останется, пока не увидит, как меня примет этот господин. Слишком много воды утекло с тех пор, как мы в последний раз встречались!

Я поднялся по ступеням портика, как совсем недавно вернулся в родительский дом. За плечами у меня была котомка с кифарой и остальными пожитками, в руке - посох искусной работы. Но хитон на мне был некрашеный, дорожный, лицо и волосы в пыли.

Я постучал, и открыли мне почти сразу: это был пожилой раб, имени которого я не помнил. Я молча подал ему письмо отца.

- Я Питфей, сын Никострата из города Линда, - сказал я.

Тогда раб, окинув меня полным сомнения взглядом, впустил меня в прихожую и отправился за хозяином.

Каллист вышел ко мне, благоухая как сирийский купец и протягивая мне обе руки. Это был уже немолодой, но цветущий человек с тщательно завитой светлой бородой, с перстнями на пальцах и в лиловой шелковой хламиде, расшитой серебряными звездами.

- Питфей, мальчик мой!