Сын Эльпиды, или Критский бык (СИ)

Я моргнул. О том, что у Каллиста есть стража, я слышал в первый раз. Правда, я видел вчера двоих каких-то воинов в коридоре, но решил, что это охранители одного из его гостей.

Каллист предлагал мне комнату для прислуги – но это меня не слишком задело: певцы без имени везде почитались не выше виночерпиев, услужающих на этих же пирах.

- Но… в каком качестве ты предлагаешь мне остаться, господин?

Я наконец нашел подходящие слова для ответа. – Ты хочешь, чтобы я стал твоим домашним музыкантом и служил тебе постоянно?

- Ну, зачем же постоянно, - ласково усмехнулся мой благодетель. – Постоянно наскучит слушать даже Эрато с Талией. Ты мог бы иногда развлекать меня и моих гостей, как вчера, а в другое время посещал бы друзей моего дома, прославляя мое имя среди них… И не только друзей.

“Неужели он раскусил меня? А может, предлагает мне шпионить на него - и думает, что я соглашусь?..” - промелькнули у меня одна за другой две ужасные мысли.

Но пока что до этого было далеко - и деваться мне было все равно некуда. Мой взгляд опять приковал золотой кубок с цветочной чеканкой; и я кивнул.

- Пусть будет так, господин Каллист. Ты необычайно щедр.

Он потрепал меня по волосам.

- Делать добро бывает приятно, а ты мальчик весьма способный… Признаться, такого занятного, как ты, я вижу в первый раз.

Мы посмотрели друг другу в глаза – я обливался холодным потом, но себя не выдал. Потом Каллист встал и щелкнул пальцами, подзывая раба, - в дверях уже стоял мальчишка, которого я вчера видел прислуживающим на пиру.

- Помоги молодому господину привести себя в порядок, а потом проводи ко мне.

Я отказался от услуг раба – я был вполне способен позаботиться о себе сам; но мальчик проводил меня в андрон*, собственную комнату хозяина. В ней Каллист принял меня лишь однажды, и дороги я не запомнил.

Мы позавтракали наедине: трапеза была скромной, в сравнении со вчерашним пиром, после которого я, однако же, лег спать полуголодным. Но сегодня были поданы вареные яйца, оливки, медовый хлеб, так что я, не стесняясь, наелся.

Каллист почти не говорил со мной – только однажды спросил, когда это я побывал в Египте и наслушался столько тамошних преданий. Я ответил, что Египет был местом службы отца.

После трапезы кириос сам отвел меня в комнату, где мне предстояло жить. Обстановка там была почти нищенская, низенький топчан и два стула, - зато окошко выходило в сад. При доме Каллиста, как я понял, не было амбаров и складов – все хозяйственные помещения и службы располагались в его деревенском имении, откуда, видимо, ему и доставляли к столу свежие яйца и молоко.

И мне понравилось, что эта спальня такая спартанская: будь условия получше, я оказался бы перед Каллистом в долгу, который, скорее всего, было бы трудно вернуть, не поступившись честью!

Я поблагодарил хозяина и согласился остаться в его доме. Но с условием, что буду платить за проживание, - как в гостинице. Каллиста, похоже, позабавило такое стремление к самостоятельности, но спорить он не стал. Это был умный человек.

Я задал вопрос – надолго ли господин согласен пустить меня под свой кров. Каллист рассмеялся и ответил:

- Посмотрим, как скоро за тобой пришлют из другого дома.

Конечно же, он хотел убедиться, что я пользуюсь спросом… Это было разумно и даже наиболее удовлетворительно для моей гордости.

Я попросил также – пусть кто-нибудь из дома Каллиста отнесет послание в Линд, чтобы успокоить мою мать. Мой новый покровитель отправил с письмом одного из своих стражников.

Так и повелось. Я поселился у Каллиста, отныне полностью посвятив себя музыке; в этот день и в другой я пел и играл для него после обеда, а на третий день явился раб от одного из гостей кириоса. Меня опять приглашали на пир!

Я пошел, захватив только свой инструмент. Управитель Каллиста уже объяснил мне, как расплачиваются с музыкантами: обычно цену они назначают заранее, и деньги им выплачивают после выступления. Я еще не знал, сколько я стою, и посчитал слишком большой дерзостью выставлять свою цену. Но управитель этого господина по имени Теофраст подозвал меня, как только меня провели в дом. Он сказал, что мне будет заплачено два обола - обычная стоимость места в театре или плата рабу за целый день на строительстве… Что ж, для начала весьма недурно.

Рассказывать в подробностях об этом выступлении не имеет смысла – скажу только, что я снова имел успех и, хотя опять выбился из сил, плата моя была повышена до трех оболов. Уходил я на другое утро очень довольный собой.