Сын героя

– Стоял бы тут, – сказал ему Сорокин, страстно улыбаясь.

Что-то случится, думал Вика, всегда что-то случается, когда ты страшишься за судьбу хрупкого. И вот с боков ее уже держали два агента, повисли на белом листе, строчат, каждой строчкой удерживая.

– Так что же, каков будет ваш первый взнос? – спрашивают у нее.

– Взнос?– она не сопротивлялась, продолжая плыть по течению.

– Непременно нужно вложить, прежде чем заработать. Все будет зависеть от величины первого взноса. Сколько вы сможете достать денег сегодня? Три тысячи или пять?

–Ну, три тысячи, пять…– она повторяла, как завороженная, делала попытку отступить, но толпа сомкнулась кольцом, не пускала.

Вика раздвинул ноги, напряг мускулы, скрытые под полинявшей, вытертой, рваной тканью позапрошлогодних джинсов, которые, как и кожу, он носил не снимая. Сдвинув шапку на затылок, он обнажил чело. И лбом вперед, грудью назад, пусть куртка, редкая дрань, нараспашку, пусть одет, как чучело…

– Курить хочу, – пытался остановить его Сорокин, – дай что ли спички.

Путь ему преградили цыгане-не цыгане, беженцы-не беженцы, не разбери пойми кто – из кучки пестрого материализовалась одна: кожаная куртка с бюста манекена, юбка-занавеска. Подошла с рукой протянутой, и начала жалобный перечень, а в нем и болезни, и несчастья, и деньги: туда деньги да на то деньги.

– Послушай, вот это хочешь? – спросил у нее Вика, сунув руку в карман.

Лунолицая потянулась, играя крутыми боками, готовясь цапнуть у него десятку.

– Куртку кожаную сними, дура, – гаркнул ей в самое ухо.

– Я всегда говорил, что у вас наметанный глаз, друг мой, – одобрил его добрый голос Иван Иваныча.

А тут участковый Костя сказал:

– Все. Хватит с нас рекламы.

Агент по инерции продолжал вещать, выдавливая новые цифры:

– Я полагаю, фирма сможет предоставить вам бонусную поездку. Но три с половиной тысячи долларов за вами остаются, этот задаток следует внести сегодня.

– Все прошло гладко, – улыбнулся Сорокин, глядя мимо нее. – В таких делах они поднаторели, работают практически без проколов.

– Пустите меня, – словно белуга взревела женщина, и что-то хрустально-стеклянное внутри ее ответило перезвоном «дзинь-дзинь». Словно ожидая сигнала, оживилось ворье: слева ее тотчас угостили ударом поддых. Действовали тут тихо, стараясь не шуметь, подчиняя волю индивидуальную мнению коллектива. Локтями и кастетами тут молотили вовсю: губы вылезали вместо глаз, глаза – вместо губ, ухо вырастало на месте носа – и все это с азартом, положенным играм. Наибольшее великолепие картине придавала победа над слабостью. Будь тут и вправду что-то хрупкое, оно давно бы разбилось, ан нет! – нежно-хрустальное содержимое засело у нее в мозгу. Чтобы сломить такую нежную силу, следовало приложить немалые усилия.

– Наша фирма…– все не унимался агент.

– Да-да, я согласна, – орала она что есть мочи.

А тут Вика развернулся кругом и как бешеный:

– Сталину тройной салют!

– Стой, стой, – закричали ему.

Откуда не возьмись явившиеся молодчики усилили натиск, в котором несчастную смяли окончательно, и она-таки выпустила из рук драгоценный пакет. Крик ужас и брызги во все стороны. Вика отвернулся, чтобы не глядеть, кажется даже, он смахнул слезу.

– Выше голову, друг, на вас люди смотрят, – приказал Иван Иваныч.

– Где та… с бутылками? Наш полковник всегда отдавал ей свои пивные бутылки

– Нет у нее больше бутылок, – усмехнулся Сорокин, – нет и Полковника.

– Теперь ей придется собирать шампиньоны, – заметил Костя. – Я вижу ее по утрам в парке, она ходит с палкой по обочинам.

– Полковник меня раз угощал, – вспомнил Вика. – Не в обиду ему будь сказано, редкая дрянь. Сплошные соли тяжелых металлов.

Сорокин икнул и сказал, что у него срочное дело, но на поминки он придет.

– Это он купил квартиру у Полковника, – проговорил участковый Костя, посмотрев ему вслед. – Боюсь, что к следствию это отношения не имеет. Узнать бы, зачем Полковнику срочно потребовались деньги…

…Весьма представительное общество собиралось к обеду в речном ресторане, куда по обоюдному согласию направились участковый Костя, капитан Иван Иваныч и многие другие званые и незваные, поминать Полковника. Виктор Серов сменил желтую майку с пестрым рисунком на белую рубашку, в которой он имел парадный вид. За неимением машины он прикатил на горном велосипеде. Заднее колесо у него было спущено, и все удивлялись, как же он ехал.

– Приходилось часто останавливаться и подкачивать колесо, – признался он.

Явился даже Сорокин в черной шелковой рубашке навыпуск, которого на речвокзале не жаловали за беспредел и взятки. По случаю траура пошли на послабление.

Все они были подобающим образом встречены первым завсегдатаем. Тот, кто всех тут знал, степенно обходил стойки в надежде на объедки. Виктор свистнул, и его услышали.

– Сюда, Рыжик!

– Чья собака? – рассердилась уборщица. – За собак и витрины штраф тыща баксов.

Безденежная собака потрусила дальше, держа в зубах рыбную чешую. Взгляд через плечо на прощанье. Витрина зияла дырой, от которой паутиной расходились трещины.