– Ну что, в чем дело? – спросила уборщица, а сама смотрит на него не без корыстного любопытства.
– Позвольте ручку, – твердо произнес Вика. – Что у вас? Никак кольцо обручальное? Чье? Полковника?
Теперь это не имело значения. Он хотел говорить с ней о муках совести и о радости служить людям. Именно к этому стремился Полковник. Его привлекала жизнь, если в ней было самопожертвование, даже если другие не могли его оценит. Могла ли понять его эта женщина? Между тем именно к ней он обратился за помощью, ни на кого другого он не мог уповать.
– Куда ж они, падлы, без меня денутся? Конечно, его. Хочешь выкупить его, я не возражаю.
– А ведь Полковник не просил у вас денег?
– Вчера он так надрался, что крыша у него окончательно поехала.
– Что он попросил вас сделать?
– Вы говорите так, словно все знаете, – удивилась уборщица. – Думаешь, что разживешься золотом? Как бы ни так! Я выполнила все, что он велел, и кольцо мое.
– Вы тогда здорово все провернули, – сказал Вика.
– Сейчас тоже. Если хочешь узнать, плати. Бери пример с покойника.
– Когда тебе что-то надо, просто бери его, – тихо заметил Прокопьич.
И вот на его ладони сверкнуло золотое кольцо, осталось только сложить пальцы – жест таинственный и неотвратимый – но ладонь его не закрывалась, потому что Вика не переставал говорить и мотать головой, оно и так, торопиться не следовало, хотя, конечно, если золото снять с пальца, в руках его не удержать.
– А что жена скажет? – волнуется.
– Это уж не ее дело, – ответил старик в тапочках. – Пусть других поклонников себе ищет. Бери мое золотишко, коли не лень.
Уборщица оценила ситуацию.
– Было пол-десятого вечера, когда он сюда заявился, – рассказывала она. – Тут уже был Сорокин, а с ним и весь балаган. Они смеялись над Полковником, говорили, что он попал в беду. Он вышел в туалет и пропал, я решила, что он заблудился. А он стоял у телефона-автомата, который уже год как не работает. Я с ним поговорила. Не такая уж я сволочь, чтобы отказаться человеку помочь. Я сказала, что позвонить он может с улицы, тут два квартала до почтамта, где работают круглосуточно. Но самому ему было не дойти.
– Вы отправились звонить, а в оплату взяли у него кольцо, – сказал Вика.
– В залог, только в залог. Он продиктовал мне телеграмму в Питер, что-то сложное, какие-то цифры – сам черт ногу сломит. Голова у него в тот миг хорошо работала, но писать он, конечно, не мог.
– Жаль, что вы не запомнили, кому он послал телеграмму.
– Если я что-то знаю, чего неизвестно другим, то я не задираю нос выше их, – скромно ответила она, и Вика отступил перед истинной кротостью.
– В Питере у него нет родных, – заметил он.
– Он послал телеграмму бывшему сослуживцу. КГБ, Лубянка. Полковнику Евгению Николаевичу Ореховичу. На почте сказали, что ведомство называется по-другому, но заверили, что и по этому адресу дойдет.
– Речь шла о пистолете, – сказал Вика, и кивок подтвердил, что он не ошибается.
…Прокопьич, слуга покорный, вот удивил, так удивил. Пошарив в карманах, он извлек на свет божий ножик. Он был маленький, изогнутый и очень острый. Вика увидел и остолбенел.
– А скажи мне, Прокопьич, не этим ли ты ножиком резал стул в буфете? – спросил он.
Прокопьич не сморгнул, так и сидел не шевельнувшись.
– Он по дереву вырезает, – сказал Иван Иваныч. – Это называется хобби.
– Знаю, что вырезает, – отмахнулся Вика. – А теперь давайте подумаем все вместе. Кто-то изрезал стул в буфете. На этот стул каждый день садился Полковник, но когда стул убрали, он остался стоять. Полковник не из тех людей, которые нарушают свои привычки.
– Прекрасно, а дальше? – кивнул Иван Иваныч.
– В окне была дырка от пули. Вы смотрите, что получается. Убийца – тоже человек привычки. Стал он отказываться от своего плана только потому, что Полковник не сел на стул, как полагается? Нет, он взял поправку на цель. Сменил положение, прицелился – и промахнулся. Ты порезал стул. Прокопьич?
Руки у того тряслись, и требовалось срочно поправить здоровье.
– Нет, вы уверены, что правильно сделали? – не унимался Вика.– Кольцо – это не шутка! Брак, святое таинство?
– Мать честная, какой брак! Он развелся давно!– верещал какой-то дядька.
– Вот и у меня та же история, – заметил Иван Иваныч.
– Какое невезение! – сокрушенно вздыхал Вика.
– Брак… да разве можно сейчас быть уверенным в чем-нибудь, – отрицательно мотает головой Иван Иваныч.
– Согласен, – тем временем кивнул Костя, человек неженатый. – Согласен, чтобы только вы не подумали, будто я против вас что-то имею. Согласен.
Уборщица поджимает губы и оглядывается – среди белых кур старая курва с золотым яйцом. Как бы то ни было, сделка заключена.
– Сколько? – деликатно осведомился Иван Иваныч.
– Две дает, – коротко ответил Прокопьич.– Но, думаю, раскрутить и на третью.
–Я так и думал, – заключил Сорокин. – Редкая стерва…
Стало быть, выходит две бутылки.
– Помянем человека, которым может гордиться страна, – тем временем объявляет первый тост Иван Иваныч. – Какое звание было у командира?
– Он был в отставке, друзья, – снисходительно улыбнулся Вика.