Сын менестреля

– Не вижу, как твой отец теперь может что-то решать, – сухо отозвалась Линайна. – Уясни себе вот что, Морил. Я знаю, что твой отец был хорошим человеком и лучшим менестрелем Дейлмарка, и я была верна ему добрых семнадцать лет. Это – половина моей жизни, Морил. Я ходила босая, научилась готовить и исполнять песни. Я жила в повозке в любую погоду и никогда не жаловалась. Я штопала, убиралась и заботилась обо всех вас. Ваш отец порой делал то, с чем я была совершенно не согласна, но я никогда с ним не спорила и не пыталась идти против него. Мне не в чем себя упрекнуть. Но теперь Кленнен мертв, и я свободна поступать так, как сочту нужным. А я считаю нужным выбрать иную судьбу – и для тебя тоже. Понимаешь?

– Наверное, – пробормотал Морил.

Никогда еще Линайна при нем не говорила такого. А ведь она не говорила этого уже давно – дольше, чем он живет на свете, с ужасом понял он. Ему казалось, что она поступает неправильно, что она ошибается, но не мог найти слов, чтобы ей возразить. Он смог только обменяться с Брид испуганным, беспомощным взглядом. Брид тоже ничего не сказала.

Заговорил Киалан, и голос его звучал довольно смущенно.

– Не мне вам возражать, – сказал он, – но мне все-таки надо в Ханнарт, Линайна.

– Знаю, – ответила она. – Я об этом подумала. Пока ты можешь выдавать себя за моего сына, а потом я найду кого-нибудь, кто отвезет тебя на Север. Я обещаю, что сделаю это, как только смогу. Я знаю, что Хестеван сейчас на Юге. Может быть, Фредлан тоже.

Вид у Киалана был не только смущенный, но и раздосадованный.

– Но Ганнер же должен знать, сколько у вас детей!

– Не думаю, – спокойно ответила Линайна. – Люди, у которых детей нет, никогда не утруждаются пересчитывать чужих. А если он спросит, я скажу, что ты был болен и мы оставили тебя во Фледдене, а теперь забрали.

Киалан вздохнул:

– Ну ладно. Спасибо, конечно.

– Запомните, – сказала мать, обращаясь к Морилу, Брид и Дагнеру, и Морилу стало очень не по себе, потому что «запомни вот что» было любимым присловьем Кленнена. – Киалан – ваш брат. Если кто-то вас спросит, то он лежал больной во Фледдене.

Олоб брел к Маркинду. Морилу показалось, что конек тоже не выглядит счастливым: он шел, низко опустив голову. Самому Морилу было так тошно, что ему чудилось, будто тоска жужжит у него в ушах. И как он ни пытался, ему не удалось спрятаться в туманные грезы. Он ярко и с отвратительной четкостью воспринимал все, начиная с листвы живых изгородей и кончая формой носа Киалана. Орлиный нос Киалана был так не похож на носы Дагнера, Брид и Морила, что каждый с первого взгляда должен понять, что он им не родственник. И вообще, зачем выдавать его за родню?

И знал ли Кленнен, что Киалану нужно именно в Ханнарт? Кленнен туда не поехал бы, потому что он никогда не ездил в Ханнарт. И почему те шестеро убили Кленнена? Кто они были и что искали в лесу? И почему, ну почему Кленнен отдал Морилу квиддеру, которой ему вовсе не хотелось быть хозяином?

«Я никогда не стану на ней играть, – подумал Морил. – Я буду ее полировать и натягивать на ней струны и, может быть, время от времени стану настраивать, но играть на ней я не буду. Конечно, другой бы на моем месте радовался, ведь она, должно быть, очень дорогая… Только она не может быть настолько старинной, чтобы принадлежать Осфамерону. Он – слишком давняя история… Но квиддера эта мне не нравится, и она мне не нужна».

В дальнем конце долины показался Маркинд. Морил невольно пригляделся к нему так, как всегда оценивал незнакомый город. Сонный и благопристойный, решил он. Много не заработаешь. А потом он вспомнил, что едет туда жить, а не петь, и постарался взглянуть на ряды желтовато-серых домов с дружеским интересом. Но вскоре обнаружил, что его больше заинтересовали крапчатые коровы, пасущиеся на зеленых лужках за городом.

Линайна поглядывала на коров с удовольствием.

– Помню, мне всегда нравились эти крапинки, – сказала она и пустила Олоба рысью.

Желтые дома быстро приближались. У Морила на душе стало еще тяжелее – а ему-то казалось, что и так хуже некуда.

Вскоре они уже ехали по усыпанной гравием улице между тихих старых домов. Дома были высокие, холодные, с закрытыми дверями и ставнями. Народа на улицах было мало. Даже на базарной площади, где под высокими платанами шла торговля, людей оказалось совсем немного, да и те были серьезными горожанами и с осуждением смотрели на яркую повозку. Линайна проехала мимо прилавков, не глядя по сторонам, и остановила Олоба у округлой арки ворот в толстой желтой стене. Двое мужчин, охранявшие ворота, вышли вперед и с явным изумлением воззрились на повозку.

– У тебя здесь дело? – спросил один из них у Линайны.

– Конечно, – высокомерно ответила она. – Иди и передай Ганнеру Сажерсону, что приехала Линайна Торнсдотер.

Услышав такое, стражники оглядели ее с еще большим изумлением, однако один из них скрылся за толстой желтой стеной. Второй остался, хмурясь и исподлобья посматривая на повозку и детей, так что Морил совсем смутился и не знал, куда деть глаза.